Скрывать было нечего – это было поражение, и поражение нешуточное. Челлини, Асканио и их друзья выстрелами из аркебузов уложили трех-четырех осажденных, но потеря трех-четырех стражников не нанесла такого урона прево, как потеря Германа – Челлини.
Осаждающие на миг растерялись.
Вдруг Асканио и Челлини переглянулись.
– У меня есть один план, – сказал Челлини, смотря налево, в сторону города.
– И у меня тоже, – ответил Асканио, смотря направо, в сторону полей.
– Я придумал, каким способом выманить стражу из замка.
– А если удастся выманить стражу, я придумал, каким способом мы откроем ворота.
– Сколько тебе нужно людей?
– Довольно одного.
– Выбирай.
– Жак Обри, – спросил Асканио, – хотите идти со мной?
– Да хоть на край света, дорогой друг, хоть на край света! Только не мешало бы и мне получить оружие, какой-нибудь обломок шпаги или огрызок кинжала – несколько дюймов железа, чтобы при случае всадить их во врага.
– Отлично! Берите шпагу Паголо – он уже не может ею орудовать: ведь он правой рукой держится за пятку, а левой творит крестное знамение.
– А вот вам вдобавок мой кинжал, – произнес Челлини. – Наносите удары, молодой человек, да не забывайте его в теле врага! Слишком это дорогой подарок для противника – я сам чеканил рукоятку, и она стоит сто золотых экю.
– А лезвие? – спросил Жак Обри. – Рукоятка, конечно, вещь ценная, но, знаете ли, я предпочитаю лезвие.
– Лезвию цены нет, – ответил Бенвенуто, – я убил им убийцу своего брата.
– Да здравствует кинжал! – воскликнул школяр. – В поход, Асканио!
– Сейчас, – проговорил Асканио, обернув вокруг талии веревку в пять-шесть морских саженей и вскинув на плечо лестницу. – Вот я и готов!
И оба отважных молодых человека прошли шагов сто по набережной, затем повернули налево и скрылись за углом Большого Нельского замка, позади городского рва.
Пусть Асканио выполняет свой замысел, а мы посмотрим, как Челлини осуществляет свой.
Асканио, как мы говорили, смотрел направо, то есть в сторону полей; а Бенвенуто смотрел налево, то есть в сторону города, потому что в толпе зрителей, держащейся на расстоянии, Челлини приметил двух женщин, и в них он как будто узнал дочь прево и ее дуэнью.
И в самом деле то были Коломба и госпожа Перрина. Когда обедня кончилась, они пошли домой, в Малый Нельский замок, но, напуганные рассказами об осаде и страшным зрелищем, представившимся их глазам, в ужасе остановились и затерялись в толпе.
Но как только Коломба, встревоженная судьбой отца, заметила, что сражение поутихло и по улице можно свободно пройти, она, невзирая на мольбу госпожи Перрины, заклинавшей девушку держаться подальше от места схватки, бесстрашно направилась к замку, предоставив госпоже Перрине полную свободу действий; но госпожа Перрина в глубине души нежно любила Коломбу, поэтому, правда умирая от страха, все же решилась сопровождать свою воспитанницу.
Обе женщины отделились от толпы в ту минуту, когда Асканио и Жак Обри завернули за угол.
Теперь нам понятен план Бенвенуто Челлини.
Увидев, что женщины приближаются к замку, он пошел к ним навстречу и учтиво предложил руку Коломбе.
– Сударыня, не бойтесь, – произнес он. – И, если вы пожелаете опереться на мою руку, я вас проведу к вашему отцу.
Коломба колебалась, но госпожа Перрина повисла на руке Челлини, хотя он и забыл предложить ей помощь.
– Соглашайтесь, милая крошка, соглашайтесь на покровительство этого благородного кавалера!.. Смотрите-ка, а вот и сам господин прево – он стоит на крепостной стене! Вот он наклонился… Конечно, он тревожится за нас.
Коломба оперлась на руку Бенвенуто, и все трое подошли к воротам замка.
Тут Челлини остановился, держа под руки Коломбу и госпожу Перрину.
– Господин прево, – крикнул он, – ваша дочь желает вернуться домой! Надеюсь, вы откроете дверь и впустите ее, если не согласны отдать в руки врагов такую прекрасную заложницу!
Не раз за эти два часа прево, сражаясь под прикрытием крепостной стены, думал о дочери, которой так неосмотрительно разрешил выйти, и не мог придумать, как же впустить ее в замок. Он надеялся, что девушку вовремя предупредят и она догадается пойти в Шатле и там переждать, как вдруг увидел Челлини; ваятель покинул отряд и направился к двум женщинам, в которых д'Эстурвиль сразу узнал Коломбу и госпожу Перрину.
– Глупая девчонка! – проворчал сквозь зубы прево. – Однако нельзя оставлять ее среди этих нечестивцев…
Затем, повысив голос, спросил у Челлини, открывая оконце и припав лицом к решетке:
– Чего вы требуете?
– Вот мое условие, – произнес Бенвенуто. – Я позволю вернуться домой госпоже Коломбе и ее дуэнье, а вы со всеми своими людьми выйдете на улицу, и мы сразимся в открытом бою. Тот, за кем останется поле битвы, будет владеть замком, и тогда – горе побежденным! Voe victis! – как говорил ваш соотечественник Бренн. [71]
– Согласен, – сказал прево, – но при одном условии.
– Каком же?
– Вы и ваши воины отойдете, чтобы дать моей дочери время войти, а моим стражникам выйти.
– Пусть так! – проговорил Челлини. – Но сначала вы выйдете, затем войдет госпожа Коломба, и, чтобы отрезать себе путь к отступлению, вы перекинете ключ через стену.
– Согласен, – сказал прево.
– Даете слово?
– Слово дворянина! А вы?
– Слово Бенвенуто Челлини!
Когда они обменялись честным словом, ворота распахнулись: стражники во главе с мессером д'Эстурвилем вышли и выстроились в два ряда. Теперь их было девятнадцать человек. А в отряде Бенвенуто Челлини, без Асканио, Германа и Жака Обри, было только восемь, в том числе и Симон-Левша, к счастью, раненный в правую руку. Но Бенвенуто был не из тех, кто считает своих врагов, – ведь он сразил Помпео, которого охраняла дюжина наемников. Он с радостью дал слово, ибо больше всего на свете хотел, чтобы произошло решительное, генеральное сражение.
– Теперь вы можете войти, сударыня, – сказал он своей прелестной пленнице.
Коломба, вспорхнув, как голубка, на которую она была похожа, перелетела от лагеря к лагерю и вне себя от волнения бросилась на шею прево.
– Батюшка! Батюшка! Ради бога, не подвергайте опасности свою жизнь! – воскликнула она, заливаясь слезами.