– А Коломба? Ведь Коломба – чистая жемчужина!
– Дитя, поверь мне, – отвечала герцогиня уже не восторженно, а печально, – целомудренная, невинная Коломба сделает твою жизнь скучной, однообразной. Вы оба слишком неземные: бог сотворил ангелов не для того, чтобы соединять их, а чтобы сделать лучше дурных людей.
И герцогиня произнесла это так выразительно и убежденно, таким искренним тоном, что Асканио почувствовал, помимо воли, прилив нежности и сострадания к ней.
– Увы, сударыня, – сказал он, – я вижу, что вы очень любите меня, и глубоко тронут; но моя любовь еще прекраснее!
– О, как это верно! Как верно то, что ты говоришь! Я предпочитаю твое пренебрежение самым нежным словам короля. О, я люблю впервые, впервые в жизни, клянусь тебе!
– А короля? Значит, вы не любите короля, сударыня?
– Нет!
– Но он-то вас все еще любит!
– Господи! – воскликнула Анна, пристально глядя в лицо Асканио и сжимая его руки. – Господи, как была бы я счастлива, если б ты ревновал меня! Тебе неприятна мысль о короле, не правда ли? Послушай, до сих пор я была для тебя герцогиней, богатой, важной, могущественной, готовой ради тебя разметать королевские короны и низвергнуть троны. Может быть, тебе больше нравится бедная, простая женщина, живущая уединенно, вдали от общества, в скромном белом платье, с полевыми цветами в волосах? Может быть, она тебе больше нравится, Асканио? Тогда покинем Париж, свет, двор. Уедем, укроемся в каком-нибудь уголке твоей Италии, под дивными приморскими соснами, близ твоего прекрасного Неаполитанского залива. Я твоя, я готова следовать за тобой! О Асканио, Асканио, неужели не льстит твоей гордости, что я пожертвую ради тебя коронованным возлюбленным?
– Сударыня! – отвечал Асканио, чувствуя, как его сердце невольно тает в жарком пламени ее великой любви. – Сударыня, сердце у меня очень гордое и требовательное: вы не можете подарить мне свое прошлое.
– «Прошлое»! О, как все мужчины жестоки! «Прошлое»! Да разве несчастная женщина должна отвечать за свое прошлое, когда почти всегда события, обстоятельства сильнее ее, а они-то и составляют прошлое. Представь себе, что вихрь унесет тебя в Италию; пройдет год, два, три, и ты возвратишься, и неужели не вызовет у тебя негодования твоя любимая Коломба, когда ты узнаешь, что она повиновалась воле родителей и вышла замуж за графа д'Орбека? Неужели ты не будешь возмущен ее добродетелью? Не покараешь за то, что она подчинилась одной из заповедей господних? А представь себе, что твой образ изгладится из ее памяти, будто она и не знала тебя; что, истомившись тоской, подавленная горем, забытая на миг богом, она захотела познать радости, рай, называемый любовью, врата которого перед ней закрыты; что она полюбила другого, а не мужа, которого не в силах была любить; что в минуту восторженного самозабвения она подарила свою душу избраннику, – неужели эта женщина будет потеряна в твоих глазах, обесчещена в твоем сердце? И этой женщине уже нечего надеяться на счастье, потому что ей уже нельзя отдать свое прошлое в обмен на твое сердце? О, повторяю, какая это несправедливость, какая жестокость!..
– Сударыня…
– Откуда тебе знать – может быть, это история моей жизни? Выслушай же меня и поверь мне. Повторяю, моих страданий довольно было бы на двоих. Так вот! Бог прощает страдалицу, а ты не прощаешь. Ты не понимаешь, что величественнее, прекраснее подняться из пропасти после падения, чем пройти вблизи пропасти, не видя ее, с повязкой счастья на глазах. О Асканио, Асканио! А я-то думала, что ты лучше других, потому что ты моложе, потому что ты прекраснее…
– О сударыня…
– Дай мне руку, Асканио, и я поднимусь из пропасти, поднимусь до твоего сердца. Хочешь? Завтра же я порву с королем, двором, светом! О да, любовь даст мне мужество! И кроме того, я не хочу казаться лучше, чем я есть: поверь, я приношу тебе лишь небольшую жертву. Все эти люди не стоят ни единого твоего взгляда. Но если ты послушаешься меня, дорогой мой мальчик, то позволишь мне сохранить власть ради тебя, ради твоего будущего. Я возвеличу тебя – ведь все вы, мужчины, от любви идете к славе и рано или поздно становитесь честолюбцами. А любовь короля пусть тебя не тревожит. Я сделаю так, что он обратит внимание на другую женщину и отдаст ей свое сердце, а я буду властвовать над его разумом. Выбирай же, Асканио: или ты достигнешь могущества по моей воле и вместе со мной, либо я буду жить безвестно по твоей воле и вместе с тобой. Слушай! Я только что сидела в этом кресле, ты же знаешь, и самые могущественные вельможи были у моих ног. Садись на мое место, садись, я так хочу!.. И вот я у твоих ног. О, как мне хорошо, Асканио! Какое блаженство видеть тебя, смотреть на тебя!.. Ты побледнел, Асканио! О, скажи, что когда-нибудь… не теперь и не скоро, совсем не скоро, но ты все же полюбишь меня!
– Сударыня, сударыня! – воскликнул Асканио, пряча лицо, зажимая пальцами уши и закрывая глаза, ибо он чувствовал, что и облик и голос герцогини его чаруют.
– Не называй меня сударыней, не называй меня Анной! – сказала герцогиня, разнимая руки молодого человека. – Зови меня Луизой. Это тоже мое имя, но так меня еще никто не называл, только ты будешь знать это имя. Луиза, Луиза!.. Асканио, не правда ли, премилое имя?
– Есть еще одно имя, гораздо милее, – отвечал Асканио.
– О, берегись, Асканио! – воскликнула герцогиня, чем-то напомнив раненую львицу. – Если из-за тебя я буду слишком сильно страдать, я, пожалуй, возненавижу тебя так же сильно, как сейчас люблю!
– Боже мой, сударыня! – проговорил молодой человек, встряхивая головой, словно для того, чтобы развеять чары. – Боже! Мой разум в смятении, в душе разлад… Уж не в бреду ли я? Или у меня лихорадка? Не грежу ли я? Если я и сказал вам что-то недоброе, простите меня, мне нужно было рассеять чары. Вы у моих ног, вы – красавица, богиня, королева! Такое искушение ниспослано нам для погибели души. Да-да, вы сами сказали, что попали в пропасть. А теперь увлекаете туда и меня. Вы не подниметесь, а хотите, чтобы я ринулся туда вслед за вами. Я слаб, не подвергайте же меня такому испытанию!
– Нет тут ни испытания, ни искушения, ни сновидений. Перед нами чудесная действительность. Я люблю тебя, Асканио, люблю тебя!
– Вы любите меня, но вы раскаетесь в этой любви. Когда-нибудь вы станете попрекать меня тем, что сделали для меня, или же тем, что я испортил вашу жизнь.
– Ах, ты не знаешь меня! – воскликнула герцогиня. – Я не так слаба духом, чтобы раскаиваться. Хочешь поруку?
И Анна с живостью присела к столу, придвинула к себе чернильницу и бумагу, схватила перо и торопливо набросала несколько слов.
– Вот возьми, – промолвила она, – и посмей теперь сомневаться во мне!
Асканио взял листок бумаги и прочел:
«Асканио, я люблю тебя! Следуй за мной по моему пути или же позволь следовать за тобой по твоему пути.
Анна д'Эйли».
– О, это невозможно, сударыня! Мне кажется, моя любовь опозорила бы вас.