Энрико. Ах!.. Не сомневайтесь, дон Грегорио…(Слезы льются из глаз его).
Дон Грегорио. Что говорите! Из глаз ваших падают слезы, как капли дождя. Сын мой милый! К чему послужит скрываться? В душе вашей есть горе, убивающее ваше здоровье. Энрико мой милый, мой прекрасный Энрико! Бросься в объятия твоего дон Грегорио! Не стыдись обнаружить тайную причину, ввергающую тебя в это несчастное состояние. Сердце мое открыто для тебя. В эту минуту я не дядька твой, я твой нежный друг. Клянусь сохранить свято тайну и обещаю тебе всякую помощь, как отец самый нежнейший, который прижимает тебя к груди своей. (Обнимая его, про себя). Если не подвигнется от этих слов, то больше ничем не подвигнется.
Энрико. Дон Грегорио! Вы клянетесь?…
Дон Грегорио (в сторону). А! вот наконец поддается! (Вслух). Да, мой Энрико!
Энрико. Ах, вы видите, в какое положение я приведен!
Дон Грегорио. Несчастный! Вы исхудали, вы сделались бледны.
Энрико. Я не ем, я терплю, я мучаюсь, ночью сны мои… Ах, я слишком заслуживаю состраданья! Но вы, дон Грегорио, вы не можете пособить моему горю.
Дон Грегорио. Да, да, есть средства пособить всякому горю. Подойдите ко мне, скажите, исповедайтесь, откройтесь! Дон Грегорио запечатает уста свои; слова ваши останутся окаменевшими в ушах его. Скажите, скажите мне: какого рода ваше горе? какая причина произвела болезнь вашу?
Энрико. Дон Грегорио! горе… Нет, у меня недостает присутствия духа! Моя болезнь… Боже! где я? О, женщины, женщины!
Дон Грегорио. Женщины! как? (Хвативши себя руками по лбу). О, несчастный малый! И как это возможно? Не выходивши никогда из дому?.. Что, вы влюблены? а? Ну, что такое вам приключилось?
Энрико. Дон Грегорио! молчите, ради самого неба! Я в вашах руках… Да, вы можете вообразить… Женщина привела меня в то состояние, в каком меня видите.
Дон Грегорио. О, мошенница! Пот проступает на лице моем… я вне себя… Сын мой, объяснитесь!
Энрико. О, боже! я не нахожу слов… Дайте мне минуту времени… стыд… Отец мой где?
Дон Грегорио. Отец ваш вышел. Не бойтесь, он, может быть, не возвратится и к обеду.
Энрико (весь в волнении). Точно ли так?
Дон Грегорио. В этом я могу вас уверить.
Энрико. Итак…(в размышлении, потом про себя). Вот, наконец, минута! (Вслух). Вы клянетесь помочь мне?
Дон Грегорио. Да, от всего моего сердца.
Энрико. Хорошо. Итак, теперь…(В мучительной нерешимости). Небо, дай мне силы!.. Решусь… Я вам покажу всё.
Дон Грегорио. Да, да, сын мой!
Энрико. Заприте эту дверь, чтобы Пиппетто и Леонарда не могли войти сюда… Слуга, который теперь в столовой… ради бога ушлите его куда-нибудь из дому…
Дон Грегорио. Да, Энрико, всё сделаю, что тебе хочется. Здесь мы запрем. (Запирает дверь). Отправлю за каким-нибудь делом слугу. Смелее, смелее, Энрико!
Энрико. Сейчас… Иду… Увидите всё… Вы подвигнетесь участием… Боже, не оставь меня в эту сильную минуту! (Уходит в свою комнату).
Дон Грегорио. Бедный мальчик!.. Никак не могу объяснить… Разбойница! (Кличет). Симон! После такого бдительного надзора… Но что я говорю! Всё бесполезно!.. Симон! Но каким образом?.. Кто-нибудь должен помогать ему… Симон! Симон!
Симон и дон Грегорио.
Симон. Что прикажете?
Дон Грегорио. Ступай на почту, узнай, нет ли мне писем.
Симон. Я уж был там. Писем вам нет никаких.
Дон Грегорио (в сторону). Чорт возьми! (Ему). Сходил бы ты, между прочим, к книгопродавцу: не переплел ли он мне те два тома, которые я ему говорил.
Симон. Да, сударь; он уже их принес. Я их положил на стол в вашей комнате.
Дон Грегорио (в сторону). Прошу покорно! Смотрите, нарочно как этот бестия-дьявол всюду тычет хвост свой! (Ему). Хорошо; так как ты теперь ничем не занят, то сходи к цырюльнику и приведи его сюда: я хочу побриться.
Симон. Очень хорошо (готовясь итти).
Дон Грегорио (в сторону). Недостает только, чтоб он сказал, что я уже брился.
Симон (возвращаясь). Ведь я позабыл, что сегодня все лавки заперты. У цырюльников праздник.
Дон Грегорио (в сторону). Тьфу ты, сатана!.. (Плюет). Очень хорошо! Сегодня черный день! (К Симону). Ступай за мною в мою комнату, я тебе дам отнести на почту кое-какие письма.
Симон. Как прикажете.
Дон Грегорио (в сторону). Слава богу! Я уж думал, что почтовый ящик, куда бросают письма, заперт. Бедный мальчик! Как только подумаю об этом, хочется плакать. (Уходят).
Энрико и потом Джильда.
Энрико. Правосудное небо! Помоги мне в этом смелом предприятии! Ах, если б никто не увидал ее! Бедненькая! Едва только я подал из окна знак ей прийти сюда, мне показалось, что она сама воодушевилась смелостью необыкновенною: вскочила со стула, отняла от груди бедного ребенка…(Слышен легкий шорох шагов). Она уже тут, а между тем слуга еще…(Дрожит).
Джильда (на цыпочках). Энрико, я здесь. Так ли? Ты этого хотел?
Энрико. Ты никого не встретила?
Джильда. Нет.
Энрико. Отдыхаю.
Джильда. Что нового? Что ты хочешь делать? Безопасны ли мы здесь?
Энрико. Смелее, моя милая Джильда! Тебе предстоит важное дело.
Джильда. Энрико мой драгоценный! всё, что хочешь, — всё сделает твоя Джильда.
Энрико. Слушай. За несколько минут перед сим обняло меня отчаяние, как вдруг дядька, увидя меня в слезах, с помощью убеждений своих заставил ему открыть причину несчастного моего положения. Я отчасти кое-что уже сказал, но не имел еще духу открыть ему, что мы супруги. Ты знаешь, что когда я должен наконец выговорить некоторые слова, уста мои запираются. И потому, чтоб доверить это дело, мне внушило само небо, теперь, когда отец мой ушел со двора, призвать тебя сюда, — тебя, которая обладает такою силою и разумом речей, чтобы отвечать на всё то, что будет говорить дон Грегорио, услыша подобные вещи.
Джильда. Сделаю всё, что только могу. Ты знаешь, что я, как только чувствую, что недостает у меня слов, в ту ж минуту пускаю в дело страницу из романа, который читала. Я тебя, однакож, предупреждаю, что этот твой дядька имеет наружность, которая не предвещает хорошего.