Тянуло к ней, а в груди разливалось непонятное обжигающее тепло. Димка и предположить не мог, что это чувство посетит его так скоро. Он вспоминал, как столкнулся с ней, когда она вышла утром из комнаты Начо два с лишним года назад. Чуть волнистые волосы до плеч – так и хотелось запустить руку и взлохматить немного; пижама с далматинцем на груди. Примерно так и выглядели большинство девчонок с утра. Но вблизи… она была невозможно красива. Лицо без косметики казалось по-детски трогательным; кожа такая гладкая, что хотелось дотронуться до неё пальцами. В глубине души он жалел, что не столкнулся с ней раньше на две-три недели, и настойчиво гнал от себя эту мысль – в Зеленограде его теперь ждала Катька, которой совсем не хотелось изменять.
Чудо, девушка без недостатков, но по ней не будешь сходить с ума, не будешь драться за неё… А за эту будешь, мало того, за ней пойдёшь на край света.
Понял: она похожа на клубнику с перцем. Или на текилу. Она – плохая отвязная девчонка. В её жилах течёт не кровь, а жгучая мексиканская текила…
* * *
Кристина всё вертелась у Димки перед носом, пытаясь отвлечь от непонятных ей раздумий. Будто чувствовала, что он совсем не о ней думал.
Тут он поймал себя на мысли, что Кристина отлично вписалась бы в группу «Виа Гра», умей она хоть немного петь. Сейчас это не столь важно.
«Сто шагов назад – притяженья больше нет…»
* * *
Тридцатого декабря Настя проснулась от знакомых криков. Машка и Чико не могли поделить полотенце. Маленький пушистый кот шустро хватал его зубами, драл когтями и хищно тряс, как будто это его добыча. Но Машка не сдавалась и, как следовало ожидать, отбирала полотенце у кота. Чико оставаться в долгу так же не хотел и теперь, не имея возможности дотянуться до полотенца, кусал Машку за ноги. После он запрыгнул на её кровать и важно разлёгся. Насте казалось, будто он сложил лапы у себя на груди и молча говорил всем присутствующим: «Чё надо?» От этого она рассмеялась и окончательно проснулась. Нужно было вставать и идти в поликлинику за справкой.
Неожиданно захотелось встать, умыться, вымыть голову, нормально причесаться и одеться, а потом пойти куда-нибудь с Машкой или ещё с кем-нибудь. Например, за подарками. Да и для Чико нужно купить сумку, чтоб на каникулах отвезти его в Волгоград к родителям.
– Машка, а сегодня мне приснился ещё один странный сон, – сказала Настя, расчёсывая волосы. – Я снимала с дерева чёрных котят, и мне было их так жалко. Так не хотелось отпускать. Но когда я пустила их на землю, мне стало очень хорошо и спокойно. Котёнок был таким маленьким, что умещался у меня в ладони… Таким же, как Чико, когда я его принесла… Бред какой-то! Наверное, мне просто надо меньше смотреть телевизор!
– Ну, здесь нет ничего удивительного. Ты думала, что твоё чувство к Максу большое, как весь мир. Ты его берегла и не хотела с ним расставаться. А оказалось, что это чувство такое маленькое, что помещается у тебя в ладони. Ладно! – сказала Машка, закончив краситься перед зеркалом. – Я поехала, meine kleine. Заеду ещё к тебе вечером на часок. Надо же нам с тобой Новый год отметить? А билеты нам с мужиком покупать не надо. Мой брат сегодня отвезёт нас на машине.
– Ну, давай, mi chica, до вечера!..
Оставшись одна, Настя поменяла серёжку в брови. Хотелось перемен. Некстати вспомнилась Яна и одна из её любимых песен, которую она цитировала Насте при каждом удобном случае, а то и без: «Перемен! Требуют наши сердца, мы ждём перемен!..» От Макса по-прежнему ни строчки, ни звонка. Нет, хватит думать о них!
Может, постричь или покрасить волосы? Или сделать татуировку на пояснице, или ещё несколько дырок в левом ухе?
В два часа пришёл Димка, и они вместе пошли за подарками. Настя купила сумку для Чико, и много подарков друзьям и близким. Она получала удовольствие от всего, что её окружало, и от всего, что делала и чувствовала. Даже крепко выражаться и курить было как-то по-особому приятно. Она почти не ела четыре дня, и горячая картошка с тремя наполнителями казалась вкусной, как никогда.
…В «Рамсторе» они взяли две большие коляски для продуктов. В одну Димка посадил Настю. Она, конечно, долго упиралась и спорила, но после пяти минут уговоров сдалась, а ещё через десять – ей это понравилось. Другую коляску взяли для самих продуктов. Они вместе кидали в неё почти всё вкусное и сладкое, что попадалось под руку, и громко смеялись, смущая этим продавцов. Так и колесили по супермаркету – Димка с двумя колясками, и Настя, болтая ногами, в одной из них.
Проезжая мимо алкогольного отдела, Настя, недолго думая, схватила две бутылки текилы и виски. У кассы ей пришлось выбраться из коляски. Она оплатила и стала помогать Димке складывать продукты в пакеты. Димка держал пакет и рассказывал что-то интересное и смешное. Ей казалось, что последние три минуты у кассы, когда она стояла рядом с Димкой и помогала ему, всё происходило будто бы в замедленной съёмке. Медленно проплыл пакет молока, потом питьевой йогурт в розовой бутылочке исчез в пакете, несколько пакетов чипсов с беконом и так далее. В то же время Настя заметила, что краснеет и что ей жарко. Когда вся еда была уже в пакетах, она подняла глаза на Димку. Тот долго и задумчиво смотрел на неё. Теперь, стоя у кассы и оглядываясь назад – на прошедшие четыре месяца, Настя поняла, что уже давно влюблена в него – в Димку. Просто не замечала до этого дня.
* * *
– Ты когда уезжаешь домой? – спросила Настя, когда они поднялись наверх к ней в комнату.
– Завтра утром с Андреем поедем, – равнодушно ответил Димка и вздохнул. – До Зелика ехать сорок минут. На первом курсе я полгода так ездил, каждый день. А потом нам с Андрюхой дали комнату. А ты когда?
– На каникулах, – грустно улыбнулась Настя.
– Значит, в этом году мы больше не увидимся? – спросил он, открывая книжку Борхеса на первой попавшейся странице. Она кивнула и отвела глаза. – Может, тогда сейчас отпразднуем его? – он начинал волноваться. Впервые в жизни, говоря с девушкой, ему было трудно подобрать нужные слова.
Настя молча достала из сумки бутылку виски.
– Конечно, отпразднуем!
Пока Настя доставала стаканы, Димка наблюдал за каждым её движением, взглядом и улыбкой. Она ещё что-то говорила ему и смеялась, но Дима её уже не слышал – ему хотелось одного: обнять её, как прошлым вечером, и нажать на паузу.
Хорошие девочки идут в рай, плохие девочки – куда захотят. И пусть она плохая девчонка, пусть она курит по пачке сигарет в день, крепко выражается и пьёт виски, пусть она состоит из кучи недостатков и пороков. Есть в ней что-то страстное, дикое и сумасшедшее, чего нет в других. Димка пытался вспомнить, когда именно она успела занять такое значительное место в его жизни. Настя будто всегда была в ней. Первый, второй курсы он почти не помнил – в памяти всплывали бестелесные образы студентов, многочисленных девушек, что у него тогда были, выступления в ночных клубах, друзья из общаги – всё это было теперь таким далёким, туманным и пьяным. Почти всё. В этих воспоминаниях иногда всплывала тогда едва знакомая девчонка с потока – кареглазая, смуглая и лохматая, в рваных джинсах. Девушка его соседа-латиноса. Такой Димка запомнил её на первых курсах, а потом они попали в одну группу по испанскому языку. Теперь он рядом с ней в одной комнате и не знает, что делать с этим непонятным, непрошеным и неуместным чувством, будто смотришь на мороженое с карамелью и не можешь его съесть.