Когда гребцы допели свою песню, лодка достигла берега. Одним прыжком я вскочил в нее и упал к ногам Мероэ, ожидавшей меня, возлежа на шелковых подушках под пурпурным пологом…
Ах, учитель! Какую ночь я провел под пение моряков и шум моря, в мерно покачивающейся лодке, рядом с Мероэ, рука в руке, глаза в глаза! Мои волосы смешались с ее кудрями, мое дыхание — с ее дыханием! Как быстро пролетели эти долгие часы! И как я не умер от счастья, когда на рассвете, у порога своего дома, она мне сказала на прощание: «О, Клиний, я люблю тебя!»
Аполлоний улыбнулся и положил руку на плечо не помнящему себя от счастья Клиник»:
— И когда же свадьба?
— Сегодня вечером, божественный мой учитель. Я искал тебя, чтобы сообщить об этом. Всего полчаса назад я встретил Мероэ, выходившую из храма Венеры Победительницы у подножия крепости. Она уступила моим мольбам и согласилась стать моей женой.
— Итак, она молода, красива, благородного происхождения?
— Молода, как Геба, прекрасна, как Венера, горда и благородна, как Минерва!
Аполлоний обратился к Исааку:
— Вот маска, — сказал он, — вот видимость… Пойдем со мной вечером на свадьбу этого бедного безумца. Я тебе покажу истинное лицо, и ты увидишь суть.
— Хорошо. Но не забудь, зачем я пришел к тебе, Аполлоний, — откликнулся Исаак.
— Следуй за мной, не колеблясь. Я выбрал кратчайший путь к осуществлению твоих намерений и начинаю верить, что сами боги помогают тебе, ибо сумасбродная любовь Клиния откроет тебе дорогу к цели.
Два часа спустя весь Коринф облетела удивительная новость: Клиний, ученик философа Аполлония Тианского, женится на красавице Мероэ.
Любопытство горожан было сильно возбуждено. Они тщетно спрашивали друг друга, кто такая невеста, откуда она. Знали только, что Мероэ явилась в Коринф около двух месяцев назад, высадившись в Кенхрейской гавани. Ее свита состояла из пяти или шести женщин, как и она, красивых и молодых, облаченных в восточные одеяния. Четыре раба-нубийца в белых туниках, стянутых на талии индийскими шалями, с серебряными кольцами на щиколотках и серебряными обручами на шее, выгрузили сундуки, сделанные из кедра, платана и сандала; как единодушно полагали свидетели, они должны были заключать в себе сокровища. Их навьючили на мулов и отвезли на постоялый двор, где обычно останавливались богатые путешественники. На следующий же день они были перевезены на ту прелестную виллу, где очнулся Клиний. Мероэ купила ее за шесть золотых талантов вечером в тот же день, когда она прибыла в столицу Коринфии.
Через две коринфские гавани с востока и запада в город стекалось множество чужеземцев. Различия в их нравах и верованиях обеспечивали каждому такую свободу в выборе уклада жизни, какую трудно было бы обрести в другом месте. Но даже здесь странные повадки богатой финикиянки не могли остаться незамеченными.
Во-первых, ни одна коринфская дама или девица ни разу не была приглашена к ней как гостья. Ни один прислужник, кроме привезенных ею с собой, не переступил порога виллы. Кроме того, как это заметил Клиний, днем, пока сияло солнце, окна и двери дома были плотно закрыты. Правда, с наступлением вечера вилла, подобно цветку, благоухающему лишь по ночам, раскрывала свой мраморный венчик: распахивались двери и ставни, дом освещался, сияя огнями, подобными факелам. Жизнь, замиравшая с рассветом, вспыхивала здесь с приходом сумерек: слышались чудесные мелодичные песни на неизвестном языке. Напрасно было бы пытаться определить, из каких инструментов составлен необыкновенный оркестр. Иногда будто раздавались дрожащие звуки арф, лир или кифар, рождающих смятение в сердцах. Волны пьянящих терпких запахов усиливали вызываемый музыкой сладострастный трепет. Так бывало всегда, если только своенравная поклонница одиночества не покидала своего загадочного обиталища. В носилках, на плечах своих черных рабов, Мероэ отправлялась в лес насладиться вечерней прохладой под шепот листьев, если не предпочитала морскую прогулку. В лодке с двумя гребцами под алым пологом созерцала она в лунном свете серебро Саронийского залива или глубокую синеву моря Алкионы.
Короче говоря, любопытство всего Коринфа, повторяем, было весьма возбуждено.
А что же Клиний? Расставшись с Аполлонием, обезумевший от любви юноша бросился сообщить новость матери. Та сразу же поняла безнадежность любых возражений. Все их небольшое состояние принадлежало сыну. Ей оставалось лишь молить Венеру — Диону о счастье для сына. Ведь он был ей дороже собственной жизни.
Когда последние лучи заходящего солнца скрылись за горами Аркадии, свадебный кортеж вышел из дома Мероэ. Днем городской чиновник составил договор о взаимных обязательствах будущих супругов. По указанию невесты он записал в нем, что ее приданое составляло сто талантов золотом; десять из них она отдавала в распоряжение супруга. Клиний хотел было отказаться, заявив, что любовь прекрасной финикиянки и так делает его богачом. Затем без лишних разговоров уступил: все эти мелочи казались ему такими ничтожными в сравнении с тем огромным событием, что должно было изменить всю его жизнь.
В назначенный час двери дома Мероэ отворились и свадебное шествие направилось в храм Венеры Меланеидской, расположенный по дороге из Истма к Кенхрею на высоком выступе побережья рядом с храмом Дианы. Для этого можно было не пересекать Коринф, а пройти вдоль городских стен по величественной сосновой аллее, где стояло сто бронзовых статуй атлетов-победителей в Истмийских играх. Завоевав город, Муммий пощадил их.
Вдоль всей дороги длиной в пятнадцать — восемнадцать стадиев толпились зрители. Почти все держали в руках факелы; освещенная их пламенем дорога представляла собой великолепное зрелище огромной и пышной иллюминации.
Первыми появились жених с невестой. Клиний был одет с большой роскошью. По обычаю, невеста прислала ему этот наряд в день накануне торжества: белую тунику, щедро расшитую золотом, и плащ, окрашенный в изысканный тирский пурпур. Обут он был в персидские остроконечные туфли с золотыми шнурками.
На Мероэ была длинная белоснежная туника из мягчайшей индийской ткани. Справа подол, приподнятый и заколотый алмазной брошью, оставлял открытой до середины бедра ногу идеальной формы. Ее сандалии закрепляла на щиколотке нитка жемчуга. Пальцы красивых ступней были украшены драгоценными перстнями. С головы на плечи ниспадала огненного цвета накидка — римский фламмеум. Сквозь ее прозрачную ткань просвечивали тройная жемчужная нить на шее, браслеты на предплечьях и запястьях.
У обоих новобрачных поверх надушенных волос были надеты венки из красных маков, кунжута и майорана — растений, посвящаемых Венере.
У ворот их ждала коляска, запряженная парой белых лошадей. Ими правил чернокожий раб, которого можно было бы принять за эфиопского царя, до такой степени он был увешан драгоценностями.
Далее следовали прислужницы Мероэ и друзья жениха. Напрасно Клиний искал среди них Аполлония. Однако его не оставляла надежда встретить учителя по пути или по возвращении в доме Мероэ.