— Благодарю, учитель, — целуя руку Иисусу, промолвил Иоанн.

— А теперь, — сказал Христос, — возлюбленные мои, помните, что я отдал вам все что мог. Ведь оделив вас от плоти и от крови моей, я поручил вам себя. Что ж! Теперь ваш черед отдавать себя братьям вашим, как отдал я. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Те, кто предшествовал мне, говорили: «Народ иудейский избран Господом; иные племена не имеют прав на Моисеевы свет и истину, на слово пророков». А я говорю вам: «Когда солнце светит, освещает не один народ иудейский, но все другие народы; когда гремит гром, дождь плодотворит землю не одной Иудеи, но и всех иных стран».

Пусть истина, открывшаяся вам, станет солнцем, освещающим весь мир, с восхода до заката, от севера до юга. Пусть слово, пришедшее от меня к вам, станет росой, увлажняющей земли не одних отцов ваших, а всех народов и даже племен, еще неведомых вам. Пусть вас не заботит, когда углубитесь в чужеземные владения, какому богу там поклоняются, что за царь правит и какой народ обитает там. Ступайте прямо перед собой, а когда спросят вас, откуда вы, говорите: «Оттуда, где царит любовь вечная!»

И показалось тут ученикам, что при этих слова, Иисус засиял и стал как бы прозрачным. Случилось нечто подобное преображению Господню на горе Фавор, и все увидели, что учитель прислушивается к голосу, который они не слышали: это был голос матери его.

Ибо в этот миг Богоматерь, протягивая руки к сыну, говорила:

— О Господи! Вот когда я признала в тебе сына Всевышнего!

И Христос одной рукой поднял чашу, а другой — кусок опреснока. Богоматерь скрестила руки на груди и откинула голову назад, полусмежив очи и приоткрыв уста.

Она незримо причащалась вместе со своим божественным чадом.

Иисус опустил чашу и хлеб на стол.

— А теперь, — обратился он к Петру, — можешь открыть дверь и сказать Илию, чтобы он принес воду и тазы для омовения.

Явился Илий с прислужниками, принесшими сосуды, полные воды, и куски полотна.

Апостолы сели, распустили ремни сандалий; перед каждым из них Илий поставил лохань с теплой водой.

И Иисус, на коленях, но сохраняя величественный вид, хотя и был занят самым смиренным из дел людских, принялся омывать ноги своих учеников.

Те позволили ему делать это, как слуги, послушные воле хозяина.

Но когда пришел черед Петра, тот вскричал:

— Господи! Тебе ли умывать мои ноги?

— Что я делаю, теперь ты не знаешь, но уразумеешь после, — ответил Иисус. А затем вполголоса продолжил:

— Ты, Петр, был удостоен от Отца моего узнать, кто я, откуда и куда иду. Ты станешь основанием веры; на сем камне я создам Церковь мою, и врата ада не одолеют ее, и сила моя пребудет в последователях твоих до скончания времен.

Обратившись к остальным и возвысив голос, чтобы все услышали, он провозгласил:

— Возлюбленные мои, когда меня не будет с вами, не забудьте, что Петру принадлежит мое место подле вас.

— Напрасно вы так возвышаете меня, — возразил Петр. — Никогда не потерплю, чтобы учитель мыл ноги ученику своему!

— Если не умою тебя, — с улыбкой произнес Иисус, — не имеешь части со мною.

— Если так, Господи, — вскричал Петр — не только ноги мои, но и руки и голову!

Когда его ступни были омыты, Петр торжественно произнес:

— Теперь, учитель, я готов следовать за тобою повсюду, куда пожелаешь.

— Разве я не говорил, что, куда я иду, ты не можешь теперь со мною идти?

— Почему отталкиваешь меня, Господи? — взмолился апостол. — Я душу мою положу за тебя!

— Душу твою за меня положишь? — с грустной улыбкой спросил Христос. — Истинно, истинно говорю тебе, Петр: не пропоет петух, как отречешься от меня трижды.

Петр пожелал возразить, но Иисус поднял руку, призывая к молчанию.

— Братья, — сказал он. — Когда я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?

— Ни в чем, Господи! — ответили все.

— Хорошо — продолжил Иисус. — Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет — продай одежду свою и купи меч; ибо то, что написано обо мне, должно исполниться.

А затем, еще раз взглянув туда, куда уже неоднократно обращался взором, с усилием промолвил:

— Довольно. Идем отсюда.

Иисус вышел первым, за ним — Петр, который продолжал настаивать, повторяя:

— Даже если придется за тебя умереть, не отступлюсь от тебя, учитель богоданный!

У входных дверей Иисус увидел с одной стороны порога Пречистую Деву, с другой — Магдалину. Обе стояли на коленях.

Иисус поцеловал свою мать в лоб, а в это время Магдалина прижала к губам край его одеяния.

IX. КРОВАВЫЙ ПОТ

Иисус вышел из Иерусалима в те же ворота, в которые входил.

Было около десяти часов вечера.

Почти мертвенно-бледная луна, только что поднявшаяся над горой Ен-Рогел, готовилась погрузиться в пучину черных облаков; с юго-запада дул унылый, как жалоба природы, ветер, и голуби, несмотря на поздний час, заунывно стонали в кронах кипарисов Сионской горы.

Иисус прошел по мосту через Кедрон, оставил справа дорогу в Ен-Гадци и Иерихон и стал подниматься по тропке вверх по Масличной горе к Гефсимании.

Он был молчалив, и это чрезвычайно смущало учеников: все свои силы они черпали в нем, и как только его слова переставали поддерживать их, они клонились словно тростинки под ветром.

Иоанн не спускал с него глаз. Он видел, как учитель шел медленным шагом, безвольно опустив руки, с лицом, бледнее обычного, склонив голову к земле. Чуть не доходя до Гефсимании, он приблизился к Иисусу и, не в силах сдержать душевного волнения, произнес:

— Учитель, как случилось, что ты так удручен? Ведь обычно ты высишься над нами, как столп веры.

Но Иисус покачал головой:

— Любезный сердцу Иоанн, мою душу объяла смертельная грусть!

— Что я могу сделать для всеблагого Господина нашего?

— Ничего, — отвечал Иисус. — Ведь ваши глаза не видят того, что мои… -

— Что же так устрашило тебя?

— Я вижу ужас, отчаяние и соблазн, подстерегающие меня, и так удручен разлукой с теми, кого люблю, что, если Отец Небесный не придет мне на помощь, я не выдержу испытания. Вот почему вам подобает не оставаться со мной, чтобы помогать мне, а пребывать в отдалении: боюсь, как бы слабость моя не ввела вас в соблазн.

И, поскольку они уже вошли в Гефсиманию, он оставил на небольшом пустыре Симона, Варфоломея, Фаддея, Филиппа, Фому, Андрея, Матфея и Иакова-младшего и продолжил путь с Петром, Иаковом-старшим и Иоанном.