– Подождите, я должен сложить руки для молитвы Богу, который знает, что я невиновен в том, в чем меня обвиняют. И потому горе тем, кто мучил нас и посылает на смерть…
Его уже связали, когда он крикнул внятным сильным голосом:
– Бог не простит нашей смерти, знайте это!
Мертвая тишина повисла над площадью. Многие опустили головы. Людей перестал уже привлекать спектакль под названием «сожжение на костре», ради которого они сюда явились. Плохие предчувствия овладели ими.
Треск разгоравшихся поленьев казался громом с неба, а когда вспыхнуло пламя, многие из присутствующих пали на колени и начали молиться.
Да, говорили парижане, расходясь с площади, чего уж хорошего ждать для Франции, когда ее короля прокляли сквозь пламя костра. И его прислужника, папу римского, – тоже… Что будет? Что будет?..
Слухи о проклятии с костра разлетелись далеко, и когда спустя месяц после казни скончался папа, люди уверовали, что оно стало действовать.
Король Филипп Красивый умер через восемь месяцев после сожжения двух старых Гроссмейстеров Ордена тамплиеров.
Король Эдуард не мог не видеть и хорошие стороны происшедшего. Со смертью Гавестона отношение населения к королю сделалось более теплым. Немалую роль в этом сыграла королева, которая демонстрировала на людях любовь и уважение к мужу, что в сочетании с ее красотой и изяществом вызывало почти повсеместное восхищение. Народу нравилось, что королевскую чету часто можно видеть вместе, что у них здоровый ребенок – в общем, все, как должно быть в нормальной семье. Конечно, нечего надеяться, что нынешний король станет походить на своего великого отца, но, слава Богу, покончено с влиянием его злого гения, Гавестона, и все вернулось в естественное русло.
Незатихающая вражда между баронами тоже была на пользу королю – занятые своими раздорами, они меньше обращали на него внимания. Партия Ланкастера по-прежнему была сильнее, чем у Пемброка, но тот зато целиком перешел на сторону Эдуарда, так что можно было считать: шансы почти уравнялись.
Эдуард почувствовал было, что мир и покой готовы прийти в страну и в душу – если как-то смириться с утратой Гавестона, – но тут начались неприятности на севере.
Окрыленные смертью Эдуарда I, шотландцы решили, что наступила благоприятная для них пора. Под властью Роберта Брюса Шотландия делалась все сильней; Брюс сумел извлечь выгоду из новой обстановки – ему удалось постепенным нажимом оттеснить англичан из многих завоеванных при Эдуарде I, прозванном Шотландским молотильщиком, земель.
Брюсу было совершенно ясно, что новый король не предназначен для битв, не отмечен ни воинскими доблестями полководца, ни желанием ввязываться в сражения. При первой же возможности тот удалился с поля военных действий, оставив на севере графа Ричмонда, которому присвоил титул Блюститель Шотландии. Этой должности вряд ли можно было позавидовать – бои шли с переменным успехом, Роберт Брюс даже совершал рейды через границу с Англией и возвращался из них с ценной добычей. Блюститель не оправдывал своего титула.
А потом ситуация для англичан резко ухудшилась. Одна за другой их крепости стали попадать в руки шотландцев. Эдуард стонал от отчаяния и проклинал противника, но дальше этого дело не шло – он ничего не предпринимал для объединения весьма разрозненных английских сил. Роберт Брюс не сдерживал радости по этому поводу и часто задумывался над тем, как пошли бы его дела, проживи прежний король на пару лет дольше. Шотландский вождь приходил к заключению, что ему и его народу чрезвычайно повезло в тот день, когда Эдуард I ушел из этого мира и корона перешла к его сыну.
Да, можно с уверенностью сказать: шотландцы не испытывали ни малейшего уважения к молодому Эдуарду и прекрасно понимали, что, как бы хорошо ни была вооружена английская армия, без настоящего полководца она ничто. Эта мысль вселяла в них надежду на скорое освобождение всей своей страны.
Итак, английские бастионы продолжали сдаваться. С боем взяты были крепости Перт, Дамфрис и Роксберг, а крепость Линлитгоу завоевана хитростью. Один из шотландских воинов под видом возчика сена подъехал к воротам и попросил разрешения распродать товар в крепости. Опускная решетка была поднята, огромный воз въехал во двор, и оттуда, из-под сена, посыпались шотландские солдаты, которым удалось благодаря внезапности нападения одолеть гарнизон и захватить замок.
Шотландцам не хватало оружия, им приходилось больше полагаться на хитрости и уловки, чем на ведение открытого боя в поле, лицом к лицу. Но каждая такая победа, пусть малая, вселяла в них все больше уверенности.
Трудным и почти невозможным делом казалось им овладение Эдинбургским замком, окруженным с трех сторон неприступными стенами. Четвертая сторона являла собой отвесное подножие скалы. Шотландцы были в отчаянии – взять эту крепость стало для них делом чести, и тут один из солдат пришел к своему командиру и смущенно поведал, что в замке у него живет давнишняя любовница, жена одного почтенного горожанина, и, чтобы добираться к ней в обход ворот, он в свое время с риском для жизни выбил в почти отвесной скале множество ступеней, по которым никем не замеченный взбирался в замок и так же уходил из него.
– Покажи сейчас же эту тропу любви! – закричал командир.
– Ступени любви, – поправил солдат.
С большим трудом шотландцы одолели скалу. Не все из них оказались столь удачливы, как смелый любовник, но достаточно большой отряд сумел ворваться в замок, перебить стражу и овладеть им.
Роберт Брюс ликовал. Он говорил, что подобные малые победы стоят больших сражений и высоко поднимают дух воинов.
Лишь три значительные крепости оставались в руках англичан: Стерлинг, Данбар и Бервик. Первая из них была наиболее важной, и Брюс решил начать с нее, хотя она была укреплена сильнее других. В отличие от многих своих соратников он хорошо понимал, что все эти захваты замков – лишь частичные успехи и что гораздо труднее им придется, если английская армия вступит на землю Шотландии своими главными силами. Но, с другой стороны, чем больше английских укреплений падет до начала главного сражения, тем лучше, а крепость Стерлинг была существенным опорным пунктом противника.
На захват этого замка он отправил своего брата Эдварда, чьи воины взяли его в кольцо, воспрепятствовав доставке туда чего бы то ни было. Однако на штурм Эдвард не решался, опасаясь больших потерь. Вместо этого он вступил в переговоры с комендантом крепости сэром Мобреем, предложив добровольную сдачу.
– Войска короля уже на пути в Стерлинг, – был ответ Мобрея. – Я вполне могу дождаться их прибытия. Для вас же это будет означать великое поражение, которое нанесет ущерб всему вашему делу.
На это Эдвард Брюс ответил, что, насколько ему известно, решительность действий не в характере нового короля Англии, а потому вряд ли им выпадет честь увидеть его здесь, да еще во главе войска. Шотландцы же тем временем захватят Стерлинг, как уже сделали с Эдинбургом и многими другими крепостями.