Ланкастер промолчал, и король пояснил:
– Я говорю о моей жене и о ее дружочке Мортимере.
– Их нет среди прибывших, милорд, – ответил Ланкастер.
– Они не сказали, что им нужно от меня?
– Нет, милорд. Одевайтесь и пойдемте вниз, потому что они ждут вас.
– О, конечно, – с горечью произнес Эдуард, – разве может король заставлять своих заядлых врагов ждать его? У него нет такого права… Подай мне мою одежду, кузен.
Эдуард сбросил меховую шкуру, под которой спасался от пронизывающего холода, надел простое дешевое одеяние из темной саржи, какое носят бедные люди, когда скорбят об умерших. Король тоже скорбел – об утерянной короне.
И вот он предстал перед прибывшими – предателями, как он их про себя окрестил, – которые не оказали ему ни малейшего почета, на какое имел право рассчитывать король. Во главе этого сброда были Орлтон и Трассел. Последнего Эдуард особенно ненавидел: ведь это он приговорил несчастного Хью Диспенсера к ужасной, мучительной казни.
Лица обоих врагов сияли злорадным торжеством, которое они не считали нужным скрывать.
Никто ему даже не поклонился. Словно перед ними находится какой-нибудь низкородный преступник.
Затем Адам Орлтон заговорил.
Он перечислил все преступления – так они это называли, – совершенные королем. Их набралась целая куча, где было все перемешано: денежные траты, любовные удовольствия, поражение под Баннокберном… Разве он один виновен в этом поражении?..
Он опустил глаза: ему было невмоготу смотреть в их лица. Что они еще придумали? Что хотят сделать с ним? Не то же ли самое, что с беднягой Хью?.. Его дорогим, любимым Хью… О нет! Нет! Они не посмеют! Он ведь был их королем. Он и сейчас их король…
Перед глазами у него поплыл туман. Ему показалось, что рядом с ним Гавестон… Его любимый Перро!.. Самый любимый из них из всех… Перро!..
Ланкастер подхватил его, когда Эдуард начал падать. Откуда-то издалека он услышал голоса:
– Он потерял сознание…
– От страха, наверное…
– Душа ушла в пятки…
Медленно он приходил в себя. Огляделся кругом: та же комната… те же враждебные омерзительные лица…
Его усадали в кресло. Он чувствовал неимоверную усталость. Зачем они пришли? Он не хочет… не в состоянии их слушать.
Но они что-то говорили… продолжали говорить.
С трудом он начал понимать, что отстранен от власти, что корона у него отобрана, и теперь они хотят только, чтобы он выразил свое согласие с этим.
«Ну, как же они любезны! – подумал он ехидно. – Согласие… У меня… Да разве не могут они без всякого моего согласия сделать со мной все, что захотят?.. Выволочь отсюда и расправиться точно так, как с несчастным Хью?.. Кто им помешает?.. Хью…» Он видел его каждую ночь во сне… Красивый нежный Хью… Любимый…
Он встряхнул головой и снова услышал монотонный голос Адама Орлтона:
– Для вас же лучше дать согласие. Если не дадите, то может случиться, что престол вообще не достанется никому из членов вашей семьи… Никому из Плантагенетов… А так ваш сын…
– Мой сын, – прошептал он. – Мой сын Эдуард… тоже Эдуард…
– Да, он сразу же будет коронован. Если вы согласитесь на отречение.
– Но он совсем еще мальчик…
– Он будет королем.
– Мой сын… Он должен быть королем.
– Мы думаем так же, – нетерпеливо произнес Орлтон. – Дайте добровольное согласие на отказ от короны, и она тут же перейдет к вашему сыну. Иначе трудно предсказать последствия.
Он впился в ручки кресла так, что костяшки пальцев побелели. Его сын… который так похож на него… которым он гордится… Да, пусть будет так!.. Это лучше, чем…
– Я у вас в руках, – сказал он. – Вы можете делать все, что считаете нужным. Я согласен.
Напряжение в комнате несколько спало. Сэр Уильям Трассел не стал терять времени. Он встал прямо перед ним и объявил, что с этой минуты король Эдуард II лишается всех своих королевских привилегий, чинов и прерогатив и является в королевстве обыкновенным частным лицом. В подтверждение этих слов Трассел разорвал надвое кусок материи с королевским гербом, изображенным на ней.
Он, Эдуард Плантагенет, превратился теперь в простого подданного, с которым можно поступать и обращаться как с таковым. Он испытывал щемящее унижение и в то же время не мог не признать в каком-то уголке своей души, что сам, своими руками, довел себя до всего этого… О, как хорошо, что отец не узнает, не увидит того, что произошло!..
Голос у него дрожал от сдерживаемых чувств, когда он нашел в себе силы произнести:
– Я знаю, что заслужил такой конец своими прегрешениями, и я испытываю глубокую скорбь от того, что причинил своему народу множество неприятностей и потерял любовь и уважение в его глазах. Но я рад… – Взор его странно засверкал на пепельно-сером лице… – Я счастлив, что мой сын Эдуард станет королем Англии…
Никто не поклонился ему в ответ на его слова. Словно не слышали их. Зачем? Ведь он же теперь никто.
Они ушли. Он остался сидеть, неподвижен, как изваяние, закрыв лицо руками.
Вернувшись, Ланкастер застал его в том же положении и был глубоко тронут отчаянием двоюродного брата.
– Разреши мне помочь, кузен, – ласково сказал он. – Я провожу тебя в твою комнату… Да, это было страшное испытание для тебя, – добавил он.
– Генри, – простонал Эдуард, – я не король больше.
– Я знаю.
– Они получили огромное наслаждение, унижая меня. Генри, почему так быстро меняются люди? Уолтер Рейнолдс… мой старый друг… И другие…
– Тебе надо отдохнуть, – сказал Ланкастер. – Я пришлю еду и вино.
– Мой сын… Он тоже был рад сдернуть корону у меня с головы…
– Нет, Эдуард. Мальчик не хотел становиться королем без твоего согласия. Мне известно это. Потому они пожаловали к тебе.
Легкая улыбка тронула изможденное лицо бывшего короля.
– Это правда?
– Да. Твой сын твердо заявил им всем об этом.
– Значит, хоть кто-то еще считается со мной. Может быть, даже любит меня.
Эдуард снова закрыл лицо руками – на этот раз чтобы скрыть обильные слезы.
«Мальчик… мой мальчик… Тебе следовало бы видеть, как они унижали твоего отца… который заслужил эти унижения… Каким злорадством горели их взоры… Что тоже можно понять… О, как страшна, как тяжела жизнь!.. Мой мальчик, пускай тебе будет в ней легче и лучше, чем твоему жалкому отцу!..»
Ладони у него были мокрыми от слез.
– Благословляю тебя, мой мальчик – пробормотал он вслух.