– Что? Что? – закричал, передразнивая его, маленький Георг и принялся смеяться, дурачиться и носиться по комнате еще быстрее.
– Леди Шарлотта, пожалуйста, подведите принца ко мне, – сказала королева.
Гувернантка поймала мальчика за руку, а он озорно посмотрел на нее и прошептал: «Что? Что?»
– Принц чрезмерно резвый ребенок, – доверительно сообщила королю королева.
Фредерик потянул свою матушку за юбку.
– Что тебе, моя крошка?
– А я тоже буду резвым? – спросил Фредерик.
– Конечно, мой милый, но не таким, как Георг. А это значит, что ты будешь очень послушным.
Фредерик заметно повеселел, а королева обратилась к старшему:
– А теперь, Георг, мне хотелось бы услышать о твоих успехах на занятиях.
Георг немного успокоился, прислушиваясь к словам леди Шарлотты, рассказывавшей его матери о том, какой он способный, когда старается. Король тоже внимал гувернантке с серьезным видом.
Принц Георг должен работать усерднее. Ему нельзя пропускать мимо ушей те замечания, которые ему делают. Он должен повиноваться своей воспитательнице, няням, своим отцу и матери, потому что он пока еще всего лишь маленький мальчик.
– Но я – принц Уэльский, – лукаво напомнил он им.
– Твой папа – король, но он всегда прислушивается к мнению других, поэтому он – хороший король. Ты же хочешь быть хорошим принцем Уэльским, не так ли?
– Лучше я буду хорошим королем, – безответственно заявил принц.
– Сначала ты должен стать хорошим принцем, – внушала ему королева.
Слушая этот разговор, король трепетал от переполнявшего его волнения. Шарлотта оказалась хорошей матерью и хорошей женой, но сейчас в ней была какая-то особая мягкость. Может быть она вновь беременна? Хвала Всевышнему, он надеялся на это. Беременность успокаивает ее. В промежутках между беременностями ее иногда тянет вмешаться в государственные дела, а он этого никогда не позволит. Он не хочет, чтобы нарушалась гармония их жизни. Ему нравилось, когда Шарлотта находилась в Кью или Ричмонде, подальше от двора, за исключением, конечно, тех торжественных приемов, на которых требовалось присутствие королевы. Георг был убежден, что миссия женщины – рожать детей, а у Шарлотты это действительно прекрасно получается. Они женаты пять лет, и у них уже три сына, и, если он не ошибается, скоро появится еще один ребенок. Уж в этом отношении к нему нельзя было предъявить никаких претензий. Хотя, мрачно подумал Георг, эти мои министры на все способны, представься им только случай. Министры подобрались на редкость несговорчивые; вряд ли на долю кого-либо другого монарха выпала такая беда. Георгу начинало казаться, что он и сам вполне способен справиться с государственными делами. День и ночь он размышлял об этом и однажды пришел к решению, что займется ими. Он перестал сомневаться в своих способностях, а уж если он решился сам заняться чем-то, то значит, был уверен, что прав.
Когда гувернантка увела детей, Георг обратился к Шарлотте:
– Мне показалось или ты в самом деле опять в интересном положении?
– Я не уверена, – засмеялась она, – но мне кажется… Он похлопал ее по плечу.
– Хорошая работа, а? Что?
Мистер Питт с перебинтованными ногами лежал в постели, проклиная свою подагру. Ведь если бы не эта напасть, он сейчас бы управлял страной. Ему не терпелось вернуться к государственным делам, но, к сожалению, он теперь редко чувствовал себя достаточно хорошо даже для того, чтобы отправиться в Палату общин. Он по-прежнему пользовался авторитетом в стране; пока он жив, король и правительство будут постоянно это чувствовать. Питту вспоминался давнишний случай, когда в эту самую комнату его пришел навестить Ньюкасл. Тогда стояла зима, и Ньюкаслу, столь трепетно относящемуся к своему здоровью, показалось, что в комнате слишком холодно.
– Тебе-то в постели хорошо, – сказал он. – А я бы загнулся в холодном доме.
И он прямо в одежде забрался в стоящую рядом кровать Эстер, натянул до самых ушей одеяла и не вылезал, пока они не переговорили обо всех делах. Но сейчас от Ньюкасла избавились, и у власти правительство маркиза Рокингема. А ему я не доверяю, подумал мистер Питт.
Оказаться нетрудоспособным, знать, что твоему гению мешает твое жалкое тело, что может причинить большее огорчение?
Питт сознавал, что он может принести величие Англии, а ему между тем приходится целыми днями находиться в постели или ездить в Бат на воды, вести жизнь инвалида, когда он стремится быть премьер-министром. Только этот пост устроил бы его.
Лежа в постели, Питт критиковал правительство, но какой был от этого прок? Он хотел пойти в Палату общин и выступить против закона о гербовом сборе, который внес его собственный зять Джордж Гренвил, когда был канцлером казначейства. Питт возражал против такого закона, поскольку это могло вызвать осложнения в отношениях с американскими колониями. Он предупредил об этом Палату общин, но был слишком болен, чтобы пойти туда и отстаивать свое мнение. Америка была недовольна действиями метрополии.
Питт добивался аннулирования этого закона, поскольку в противном случае это грозило большими неприятностями. Почему Англия должна устанавливать законы для Америки? Почему ожидают, что колонисты опять станут платить налоги английскому правительству? Это – абсурдный налог, заявил Питт, и он сделает все, что в его власти, чтобы отменить его.
Он рассказал об этом Эстер. Его жена была необыкновенной женщиной, очень преданной ему. И разделяла с ним его энтузиазм.
Теперь Питт постоянно ссорился с братьями, ушедшими с головой в политику. Давным-давно, когда он бывал в их доме в качестве гостя, все они восторгались тем, как он разбирается в государственных делах, его способностью делать удачные прогнозы Эстер называла эту способность сверхъестественной, поскольку он мог предсказать все возможные варианты, то есть, что произойдет, если государственные мужи поступят так или иначе. Он посмеивался над ней, и считая это качество обычной прозорливостью, так необходимой политику. По существу, это – полная сосредоточенность на данном предмете или вопросе. Питт обладал таким дарованием, и именно поэтому она считала его своего рода провидцем.
Быть рядом с Эстер, беседовать с ней – величайшее удовольствие его жизни… Нет, он будет честен. Величайшими моментами в его жизни были те, когда он выходил на трибуну в парламенте и своей речью увлекал всех в ту сторону, в какую ему было нужно. Но Эстер – это утешение его жизни. Она не только бинтовала его больные ноги, но и поддерживала в нем гордость и честолюбие в такие моменты как этот, когда ему казалось, что он – величайший из политиков современности, лишен своим главным врагом – подагрой – права быть тем, кем он должен быть.
Вошла Эстер и сообщила, что прибыл граф Нортингтон и спрашивает, может ли он увидеть Питта.