Обольститель | Страница: 44

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И нашего брата,— напомнил ей Уильям. Воцарилась тишина. Король обвел взглядом семейный круг, словно впервые заметив отсутствие старшего сына.

— Жаль, что наш старший сын не считает нужным почтить семейное собрание своим присутствием.

— Фредерика тоже нет,— напомнила королева, как бы оправдывая принца.

— Где Георг, там и Фредерик,— сказал Уильям. Королева взглядом заставила сына замолчать.

— Ваше Величество хочет послушать музыку?

— Я желаю знать, почему принц Уэльский и его брат ведут себя так, словно они живут отдельно от нас.

— Они растут,— вздохнула королева.

— Им следует находиться здесь.

Король посмотрел по сторонам, и один из пажей тотчас подошел к нему.

— Немедленно отправляйся в Охотничий домик,— распорядился король.— Скажи принцу Уэльскому и принцу Фредерику, что я приказываю им немедленно явиться сюда. Ты меня понял? Немедленно, а, как?

— Да, Ваше Величество.

Паж исчез; в глазах короля горел гнев; попытки королевы развлечь его и болтовня детей не могли погасить вспыхнувшее в нем раздражение старшим сыном.

Настроение Георга не улучшилось, когда вернувшийся паж сообщил королю, что принц и его брат не обнаружены в Охотничьем домике.

Король посмотрел на часы.

— Разве они не должны сейчас учиться?

— В такой погожий день они могли заняться этим в саду,— предположила королева.

— Если они прогуливают уроки...— отозвался король.

Он внезапно испытал разочарование и горечь — если бы он попытался допросить своих сыновей, Георг за несколько минут показал бы ему превосходство своего образования над отцовским и воспользовался бы этим фактом. Он обладал даром, становившимся все более выраженным и заметным, высмеивать отца, не произнося при этом ничего такого, к чему можно придраться. Молодой Георг был весьма умен. Он впитывал знания с большой легкостью; ему действительно нравились греческий, латынь, современные языки, литература и поэзия; он умел говорить о картинах и художниках так, что отец переставал его понимать. Однако в отличие от отца он не проявлял усердия в учебе. Король вспомнил часы, которые он проводил в классе для, занятий, где трудился так старательно и мало что усваивал; однако его сыну Георгу удавалось превзойти некоторых своих учителей. Он делал это как бы невзначай, без усилий, словно главным его занятием по-прежнему было отравлять жизнь отцу.

— Принц — прирожденный ученый,— тихо сказала королева.— Мне кажется, он никогда не пропускает уроки. Они ему нравятся. Возможно, закончив работу, они отправились на прогулку.

— Для прогулок есть свое время,— пробормотал король.— Завтра я поговорю с этим щенком.

Королева успокоилась. Завтра. Да, завтра.

Миссис Папендик, жена флейтиста, прислуживавшая королеве, задумалась. Должна ли она сказать Ее Величеству о том, что в Дауэр-хаусе творится нечто странное? Она видела, как молодые принцы карабкались на каменную стену. Они регулярно уходили куда-то вдоль берега реки.

«Должна ли я сказать?» — спрашивала себя миссис Папендик.

Принц разозлится на нее. Она поделилась этим со своим мужем.

— Не раздражай принца,— ответил мистер Папендик.— Когда он достигнет совершеннолетия, его нельзя будет удержать. Власти короля на это не хватит. Помалкивай. Это безопасней.

Да, подумала миссис Папендик, видя багровеющее лицо короля и замечая, что он говорит быстрее обычного. Лучше прикусить свой язык.

— Я уверена,— сказала королева,— Ваше Величество хочет послушать немного музыки.

Король согласился, и королева успокоила его своей искусной игрой на клавесине.

Пришел июль.

— В следующем месяце,— заявил принц,— мне исполнится восемнадцать лет. Даже король не сможет лишить меня моих привилегий.

— О! — вздохнула Утрата.— Как я жду того дня, когда мы сможем встречаться не таясь!

— Ты получишь красивый дом. Лучший, какой мы сможем найти.

Утрата вздохнула, и принц поспешил добавить:

— Ты будешь там счастлива, и я буду проводить там все время. Весь мир узнает о том, что это — самое желанное для меня место на земле.

Он знал, что Утрату смущает ее положение. Она была добродетельной женщиной и считала, что идеальным может быть только законный союз. Принц ненавидел формальности. Правила раздражали его; Георг считал совершенными только такие отношения, какие связывали его с Утратой.

Она могла стать печальной, вспомнив о своей греховности. Принц не желал думать от грехе. Его интересовали только удовольствия. Он сделает все, чтобы порадовать ее — так он сказал ей. Но он считал, что они должны быть счастливы, находясь вместе.

Боясь, что она будет грустить из-за потери своей репутации, поскольку после переезда Утраты в новый дом, который он предоставит ей, весь двор — и Лондон,— узнают об их связи, Георг заговорил о том, что огорчало его:

— Я не могу позволить тебе играть в театре. Она молчала.

— О нет, нет,— продолжил он.— Я не хочу, чтобы ты демонстрировала себя другим мужчинам.

— Но... так я зарабатываю на жизнь.

Принц рассмеялся. Ей не придется думать о деньгах, В восемнадцать лет он получит свой дом и постоянный доход. Господи, его Утрата забыла, что человек, который обожает ее и будет верен ей до конца своей жизни,— принц Уэльский. Никаких скучных мыслей о деньгах! Никаких разговоров о работе! Он не позволит ей играть в театре. Она существует для него... одного.

Ее не огорчило это проявление властности. Когда весь Лондон узнает о ее положении, будет унизительно появляться на сцене — все будут смотреть и представлять ее наедине с принцем. Нет, она вовсе не огорчилась.

Но она сыграла трогательную сцену отказа. Рассказала ему о том, как мистер Гаррик предрек ей большое будущее, как он сам учил ее; стал бы мистер Гаррик тратить время на бездарность? Видел бы принц ее Джульетту! «Бледно-розовый атлас. Серебристые блестки. Белые перья. Но самой эффектной сценой была последняя. Прозрачная вуаль из газа закрывала меня с головы до пят».

— Да, ты, несомненно, выглядела как ангел. Но впредь никакой сцены. Думаешь, я позволю кому-то глазеть на тебя в бриджах?

— О, эти мужские роли! Кое-кто считал их моими лучшими. Но я откажусь от всего этого... ради тебя.

Они снова занялись любовью. Снова стали заверять друг друга в вечной любви.

Дома, в своей спальне, она сказала миссис Армистед:— Я с нетерпением жду переезда в новый дом. Тогда все узнают о наших взаимных чувствах.

Утром, подав своей госпоже в постель чашку шоколада, миссис Армистед сказала, что она должна сходить за лентами, румянами и мушками.

Она, вероятно, будет отсутствовать два часа. Поскольку мадам легла вчера спать очень поздно, ей полезно полежать в постели, чтобы выглядеть свежей для поездки на остров Ил-Пай.