Она слышала гортанный голос мадам Швелленбург: «Nein, nein. Давать мне. Я сама сделать это».
Боли участились. Теперь уже скоро.
— По-моему,— спокойно произнесла она,— время пришло.
Вскоре она родила сына.
* * *
Архиепископ Кентерберийский нарек мальчика Альфредом; крестниками стали принц Уэльский, принц Фредерик и их сестра принцесса Шарлотта.
Это событие породило комментарии в церковных кругах; епископ Селисберийский явился к королю по этому поводу.
— Ваше Величество, — сказал он, — церемония крещения принца Альфреда серьезно обеспокоила церковь.
— Почему? — спросил король.
— Ваше Величество, крестники ребенка несут большую ответственность.
— Я прекрасно сознаю это, господин епископ.
— Лица, взявшие на себя эту ответственность, слишком молоды, чтобы осознавать ее. Принцу Уэльскому всего восемнадцать лет. Его брат и сестра еще моложе. Я бы хотел, чтобы Ваше Величество подумали о повторном крещении. Вы могли бы выбрать более зрелых крестников.
Король всегда гордился своей рассудительностью.
— Господин епископ, я понимаю вашу точку зрения. Но когда принц Альфред достигнет совершеннолетия и будет нуждаться в наставничестве своих крестников, они уже будут зрелыми людьми и смогут выполнить свои обязанности.
— Ваше Величество, я считаю, что вам необходимо пересмотреть этот вопрос.
— Спасибо, милорд. Мне кажется, я обдумал его и ответил на ваши опасения. Вы меня поняли, а, как?
Никто не смел спорить с Георгом Первым или Георгом Вторым. С Георгом Третьим дело обстояло иначе; его трудно было заставить изменить уже принятое им решение, однако он обходился весьма вежливо с теми, кто сомневался в его мудрости.
— Ввиду особого положения принца Уэльского, являющегося наследником трона,— пояснил король,— к нему нельзя подходить с обычными мерками. Став со временем королем этой страны, он окажется наилучшим опекуном для брата, который младше его на восемнадцать лет. Спасибо, господин епископ, за то, что вы подняли этот вопрос. Я все вам объяснил, а, как? А теперь вас ждут дела... как и меня.
Епископу пришлось довольствоваться услышанным.
Но когда принц узнал мнение епископа, он рассердился.
— Вот что происходит,— сказал он. — Люди считают меня ребенком, потому что со мной обращаются, как с ребенком. Я, принц Уэльский, оказывается, недостоин быть крестником моего брата.
Он не мог забыть это оскорбление; через несколько дней, случайно встретившись с епископом Селисберийским, он остановил его и спросил таким громким голосом, чтобы его услышали все окружающие:
— Вы знаете новость, господин епископ?
— Какую, Ваше Высочество? — отозвался епископ.
— Мой отец,— сказал принц,— послал своих приближенных к крестникам епископа Селисберийского, чтобы выяснить, почему они столь легкомысленно пренебрегли своими обязанностями и не научили своего подопечного держать язык за зубами, когда это необходимо.
Епископ так растерялся, что не сумел ничего ответить принцу, который с надменным видом прошествовал дальше. Вскоре все, смеясь, обсуждали это происшествие. Принц Уэльский и в самом деле ощущал свою независимость.
* * *
Принц с нетерпением ждал того дня, когда он сможет перебраться в свои новые апартаменты в Букингем-хаусе. Его приближенные — тоже. Тем временем он морально готовился к расставанию с Фредериком; он проводил мало времени на Корк-стрит, поскольку, еще не покинув окончательно Охотничий домик Дауэра, находился вблизи родителей, и все его действия не могли оставаться не замеченными ими. Когда он переедет в свои апартаменты, все будет иначе.
После Рождества для братьев пришло время прощаться.
Собралась вся семья; король не скрывал слез и бормотал несвязные указания Фредерику относительно того, как ему следует вести себя.
Принц Уэльский был подавлен обрушившимся на него горем. Он не мог даже плакать. Он еще никогда не печалился так сильно.
Они были так близки, что Фредерик понимал его; он сам испытывал подобные чувства и не мог плакать.
Братья обменялись долгим рукопожатием, молча глядя друг другу в глаза. В словах не было нужды.
Затем Фредерик отбыл в Германию, а принц Уэльский переехал в Букингем-хаус. Только веселая пирушка могла помочь ему пережить прощание с братом.
* * *
Катаясь верхом в Гайд-парке, он встретил своего дядю, герцога Камберлендского. Как и в первый раз, Камберленд приказал кучеру остановить карету, вышел из нее и поцеловал руку племянника.
— Удачная встреча, Ваше Высочество. Для меня это счастливый момент. Теперь вы действительно мужчина!
— Рад вас видеть, дядя.
— Господи, какой у вас красивый камзол. Мне нравятся ваши аксельбанты.
— Его сшили по моему заказу.
— Ваше Высочество, вы позволите мне заказать для себя такой же?
— Да... поскольку вы — член нашей семьи.
— Ваше Высочество, моя жена, герцогиня, только вчера говорила о вас. Она вас где-то видела; я не стану повторять, что она сказала о вашем очаровании. Помилуй, произнес я, помилуй! Ты не можешь требовать, чтобы я состязался с молодостью моего красивого племянника.
— Я не видел герцогиню, иначе обменялся бы с ней хоть несколькими словами.
— Я передам ей это. Она будет счастлива.
— Пожалуйста, сделайте это,— сказал принц.
— Доброта Вашего Высочества придает мне смелости. Я гадал, хватит ли мне ее...
— У вас репутация смелого человека, дядя.
— Верно. Постараюсь ее оправдать и скажу следующее: если бы Ваше Высочество сочло возможным почтить нас визитом в Камберленд-хаус... если ваше великодушие... явно превышающее великодушие других лиц... однако мой язык чересчур несдержан... если бы Ваше Высочество оказались на Пелл Мелл и пожелали, чтобы вас приняли, как короля, тогда, племянник, вы сделали бы неких герцога и герцогиню счастливейшими людьми на свете.
— Конечно, я приду,— сказал принц. — Будь на то моя воля, я бы давно положил конец этим глупым семейным ссорам.
— Ваше Высочество! Вы правда придете?
— Приду. Скажите герцогине, что я хочу проверить, соответствует ли ее красота слухам.
— Она будет безмерно рада.
Принц просиял. После истории с глупым епископом Селисберийским ему было приятно услышать такое.
— Я обязательно приду, чтобы познакомиться с ней,— галантно сказал он.
— Я могу передать ей это, Ваше Высочество?