— Какие это письма, а? Любовные? Такого рода?
— Такого,— признался принц,— а еще, боюсь, я проявил неосторожность в отношении... семейных дел.
— Семейных дел! Ты хочешь сказать, что обсуждал твоих родных... королевскую семью... с этой... этой... женщиной. А? Как?
— К сожалению, да.
— И она писала тебе письма?
— Да.
— Где они?
— Я их уничтожил.
— Значит, ты уничтожил ее письма, а она твои сохранила, а?
— Похоже, так.
— Похоже, так! Откуда тебе известно, что твои письма находятся у нее?
— Мне показали одно из них... этого достаточно...
— Понимаю. Понимаю. Письма!
— Я дал ей вексель.
— Что?
— Вексель на двадцать тысяч фунтов.
— Ты сошел с ума.
— Боюсь, что да — в то время. Но там есть условие, не позволяющее производить оплату, пока мне не исполнится двадцать один год.
— Я сомневаюсь в действительности этого документа. Еще остается два года. Надеюсь, к тому времени ты немного поумнеешь.
— Думаю, да, Ваше Величество.
— Письма, — пробормотал король. — Проклятые, унизительные письма! За что Господь наградил меня такой семьей?
— Мы не так уж плохи, Ваше Величество,— успокаивающе сказал принц.— Мы кажемся такими лишь в сравнении с Вашим Величеством, отличающимся высокими моральными стандартами и безупречным поведением.
Король пристально посмотрел на сына. Этот щенок слишком искусно обращается со словами — он всегда отличался этим. Никогда нельзя точно знать, к чему он клонит на самом деле.
— Уходи,— сказал король.— Я подумаю об этом.
— Ваше Величество, мы должны получить эти письма.
— Думаешь, мне не ясно, какие неприятности может нажить себе наша семья из-за подобной глупости?
— Я ни на одно мгновение не допускаю такой мысли, Ваше Величество; именно поэтому я осмелился привлечь ваше внимание к этому делу.
— Тебе следовало бы советоваться со мной почаще.
— Теперь я это понимаю, Ваше Величество.
— Тогда иди и дай мне время подумать. Но я бы хотел, чтобы ты понял, как я занят важными государственными делами, в которых, возможно, ты когда-нибудь начнешь разбираться. А ты позволяешь себе отвлекать меня своими глупостями. Вот что я тебе скажу — я весьма огорчен. Меня тошнит от всего этого. Подобные вещи должны прекратиться. Ты это понял, а, как?
— Я все понял, Ваше Величество, и признаю, что совершил глупость. Мы все учимся на ошибках молодости, Ваше Величество.
На одно мгновение королю почти показалось, что его весьма осведомленный сын знает о том периоде в жизни отца, который Георг Третий старался забыть.
В подобных ситуациях прошлое всплывает в сознании человека, чтобы посмеяться над ним. Это делает его более терпимым, снисходительным.
Король смягчил свой тон:
— Если ты извлек из происшедшего ценный урок, возможно, оно не является таким ужасным несчастьем, каким кажется. А теперь иди. Я сообщу тебе мое решение.
Принц преклонил колено и поцеловал руку отца. В глазах молодого Георга появились слезы искренней благодарности — у всей семьи глаза были на мокром месте. Случившееся, похоже, изменило этого щенка. Он не на шутку испугался; несомненно, именно это умерило его гонор.
* * *
Чарльз Джеймс Фокс стал частым гостем на Корк-стрит. Утрате также нанес визит полковник Хотхэм, сообщивший, что он пришел к ней по поручению короля.
Утрату сильно встревожило появление этого господина, который заявил, что попытка шантажировать принца поставит ее в весьма опасное положение.
Принц признался королю в том, что он писал ей необдуманные письма, и король изрядно расстроился — во-первых, из-за самих посланий, а во-вторых, из-за того, что его сын, забыв о своем достоинстве, сблизился с женщиной, способной видеть в них обыкновенный товар.
Утрата так испугалась, что почти согласилась отдать письма, однако мысль о долгах и беседа с мистером Фоксом удержали ее от этого шага; она сказала полковнику, что не может ничего сделать, не посоветовавшись с друзьями.
Спасибо Господу за мистера Фокса!
Он внимательно выслушал все сказанное Хотхэмом и предупредил Утрату, что она должна действовать с предельной осторожностью, не позволяя оскорблять себя. Он объяснит ей в деталях, что следует делать.
Она была рада возможности опереться на него. Он был так умен. Она еще никогда не встречала такого умного человека. Конечно, выглядел он немного отталкивающе — особенно в глазах исключительно опрятной Утраты,— но даже это сообщало ему некоторую пикантность. С каждым визитом он держался все более фамильярно; конечно, она видела, к чему он стремится. Нет, говорила она себе. Никогда. Однако что бы она делала без него? Достаточно было ему появиться, как она забывала об эти ужасных счетах. Более того, все узнали, что мистер Фокс навещает ее, и торговцы умерили свою требовательность. Стали менее назойливыми. Мистер Фокс помогает ей выкрутиться, поэтому они могут немного подождать.
Мистер Фокс уговорил принца Уэльского позволить ей оставаться в доме на Корк-стрит, пока она не подыщет себе другое жилье. Это утешило Утрату.
А теперь появился этот страшный человек, Хотхэм, желавший знать величину ее долгов и количество писем; он хотел посмотреть некоторые из них (не вынося их из дома, как сказал мистер Фокс). Утрата никогда не смогла бы торговаться с полковником, если бы мистер Фокс, оставаясь в тени, не давал ей точные указания, что делать.
Наступил день, когда к ней прибыл суровый и хмурый Хотхэм; он даже не взглянул на Утрату, словно она была не одной из красивейших женщин Лондона, а самой обыкновенной.
— Я принес вам ультиматум от Его Величества, миссис Робинсон,— сказал он.— Вам заплатят пять тысяч фунтов, после чего вы отдадите мне вексель Его Высочества принца Уэльского, а также его письма. На этом дело закончится.
— Мои долги составляют семь тысяч фунтов,— заметила Утрата.
— Это, мадам, не касается ни Его Величества, ни принца Уэльского.
— Нет, касается. Я влезла в долги ради удовольствия принца; ради него я отказалась от доходной работы.
— Пять тысяч фунтов — последнее предложение короля, мадам. В случае отказа вы можете опубликовать эти письма и нести ответственность за последствия.
— Я возьму на себя эту ответственность.
— Уверяю вас, мадам, она не сделает вам чести. Если вы умны, то возьмете деньги, подпишете эти бумаги и отдадите мне письма и вексель.
— Я подумаю,— сказала Утрата. — Зайдите завтра.