— Моя дорогая Лиззи.— Фокс поцеловал ее руку.
— Надеюсь, я выбрала для визита не слишком неподходящий момент?
— Как раз самый подходящий. Если бы ты приехала на несколько дней позже, я, возможно, не смог бы предложить тебе кресло.
— О да, эти выборы. Ты должен принять в них участие. Он кивнул.
— Чтобы получить средства для этого, я продам мою недвижимость.
— И затем?
— Одержу победу.
— Несомненно, но я думаю о твоем доме. Фокс пожал плечами.
— У меня есть друзья.
— Девоншир-хаус? — спросила она.— Но твое пребывание там будет временным. Вам нужен дом, мистер Фокс, Он ждет вас в Чертси.
Он встал и обнял ее за плечи. Он был заметно тронут, что являлось редким состоянием для такого человека. Она пристально посмотрела на него.
— Я думаю,— медленно произнесла миссис Армистед,— что когда я покупала мой дом, когда выбирала мою скромную мебель, я имела в виду нечто подобное. Вы одаренный человек, мистер Фокс, но несколько беспомощный.
Он поднял свои густые брови, отчего вид его стал еще более неухоженным, и сказал:
— Моя дорогая Лиззи, ты уверена в том, что не совершаешь сейчас первый легкомысленный поступок в своей благоразумной жизненной карьере?
— Совершенно уверена, мистер Фокс, потому что если вы решите приехать в Чертси, цель моей благоразумной карьеры будет достигнута.
Помолчав, он сказал:
— Я не могу понять, почему я получаю такой драгоценный подарок; даже если проиграю вестминстерские выборы, я все равно останусь самым везучим человеком на свете.
— Но вы их не проиграете, мистер Фокс.
— Да, я выиграю вестминстерские выборы — и надеюсь, что окажусь достойным моих избирателей... и моей дорогой Лиззи.
* * *
Казалось, город еще не знал такого волнения. Весь Вестминстер вышел на улицы, чтобы принять участие в выборах. Джорджиана, герцогиня Девонширская, агитировала за Фокса; она ходила в шляпе из лисьего меха и муфте из лисы, посылая воздушные поцелуи в обмен на обещанные голоса. Принц Уэльский гулял по улицам в камзоле, недостаточно элегантном для него, но являвшимся точной копией камзола, в котором Фокс появлялся в Палате общин. Победа Фокса вызвала ликование его сторонников.
Принц решил отпраздновать ее. Устроить специальный прием в Карлтон-хаусе. Были приглашены шесть сотен гостей. Во дворе возвели девять шатров; непрерывно играли четыре ансамбля.
Сам принц выглядел великолепно в перламутрово-сером шелковом костюме с серебристой отделкой; на Мелл собирались толпы людей, желавших послушать музыку победы и радости.
Король ехал по Мелл, чтобы открыть заседание парламента.
— Что за шум доносится из Карлтон-хауса? — спросил он.
— Это принц, Ваше Величество. Он празднует победу мистера Фокса в вестминстерских выборах.
Дерзкий щенок! Предатель собственного отца!
— Он никогда не упускает шанса причинить мне боль,— пробормотал король.— Фокс по-прежнему в парламенте. Хвала Господу за славного мистера Питта. Он будет для него достойным оппонентом, а, как? Но почему у меня такой сын? Кто мог подумать, что он окажется моим мучителем?
Люди почти не смотрели на Георга Третьего. Почти все они были на стороне принца. Они души не чаяли в шумном, пьющем, азартном распутнике. Они не умели ценить добродетельность. Это была безответственная толпа.
Мне здесь нет места, решил король. Нам не следовало появляться.
Он задумался о том, какой была бы жизнь, если бы англичане не прогнали католика Стюарта, а решили бы оставить его и отправить немцев в Германию. Это могло произойти в 1715 году или, что более вероятно, в 1745. Но немцы победили и остались в Англии... в результате чего он, Георг Третий, был сейчас королем этой страны, и однажды безрассудный молодой глупец, игрок, несостоятельный должник и любитель женщин, займет английский трон.
— Это станет для них уроком,— произнес вслух король.— Клянусь Господом, это пойдет им на пользу.
Он ехал к парламенту, а в его ушах звучали отголоски торжеств, происходивших в Карлтон-хаусе.
В 1800 году Утрата Робинсон лежала в постели и, зная, что скоро она навсегда покинет ее, размышляла над событиями, составлявшими ее жизнь.
Став инвалидом из-за ревматизма, она заняла место в светском обществе благодаря своим стихам и романам; некоторое время она царила в салоне, где собиралось избранное общество, привлеченное ее известностью.
Но сейчас пришел ее конец; она не сожалела об этом. В свои сорок два года она сохранила красоту, но чувствовала, что прожила достаточно долго и была не способна терпеть старость.
Иногда она думала о днях своей славы, когда она появлялась в «Пантеоне» или «Ротонде» в фантастическом туалете из лент и перьев, тотчас становясь объектом всеобщего внимания. Любовница принца, знаменитая Утрата.
Это было так давно, что она перестала сожалеть о прошлом и упрекать молодого Георга. Когда-то она возмущалась своим любовником, который быстро устал от нее и ушел к другой женщине, бросив Утрате жалкую подачку (пятьсот фунтов в год казались жалкой подачкой, поскольку одно только содержание ее кареты обходилось в двести фунтов). Но все это ушло.
Банастр Тарлетон был хорошим другом и оставался верен ей все эти годы. Ради него она отправилась зимой во Францию и так простыла на море, что заболела ревматизмом, который парализовал ее.
С тех пор она больше не ходила. Как ни странно — и это удивляло ее,— она стоически переносила свое несчастье. Оглядываясь назад, она спрашивала себя, как ей удавалось оставаться такой спокойной, мудрой. Вспоминая всех мужчин, искавших ее благосклонности, она могла назвать себя воистину выдающейся женщиной.
Мальден — дорогой Мальден, полюбивший ее с первого взгляда; Камберленд, желавший добавить ее к списку своих любовниц; мистер Фокс, которому она уступила и была немного задета непродолжительностью их отношений, порождавших в ней большие надежды. Герцог Орлеанский добивался ее, умолял стать его любовницей и получил отказ. Королева Мария-Антуанетта прислала ей за это в подарок собственноручно связанную сумочку. Все это было давно. Во Франции произошла революция, Мария-Антуанетта отправилась на гильотину, герцог приобрел известность под именем Филиппа Эгалите, то есть Равенство... Все это было давно.
Она повидала многое происходившее вокруг нее, но сейчас помнила лучше всего личные моменты. Ей повезло. Мария, дочь Утраты, после смерти миссис Дарби переехала к ней и не обвиняла мать в том, что она покинула ее в детстве.
Они сблизились с годами; именно Марии читала Утрата свои стихи и главы из романов; у самой Марии обнаружились литературные способности.