– Королева! – кричали люди и бежали за каретой. Они окружили ее, запрудив собой дорогу к аббатству.
Что теперь? Все знали, что король запретил ей приезжать на коронацию.
Она удивилась, услышав презрительный смех. Ее стали освистывать. Она не могла поверить, что свист предназначался ей. Люди всегда были на ее стороне, ведь ее только что оправдали.
Ее предупреждали не ездить в аббатство все, кто желал ей добра. Это расценят как проявление дурного вкуса, говорили ей. В конце концов, это был день коронации короля. Но она не послушалась советов.
У дверей аббатства ей преградили путь.
– Мадам, никому не разрешается входить в аббатство без приглашения, – сказал ей непреклонный страж.
– Я королева!
– Никого без приглашения, мадам.
Она отступила. В толпе раздался смех. Покраснев под слоем румян, с головой, трясущейся так, что огромная шляпа сбилась набок, она приказала ехать к другому входу.
– Нет входа без приглашения.
– Я королева.
– Нет входа без приглашения, Ваше Величество. Таков приказ.
Она стояла в смятении. Боль нарастала. Голос в толпе выкрикнул:
– Ступайте домой!
Она затравленно оглянулась, как будто хотела сказать что-то, и кто-то завопил:
– Поезжай в Комо, наслаждайся там с итальянцем.
Милостивая королева, вас мы умоляем,
Идите и не грешите боле,
Но если это не по силам вам,
То хотя бы просто идите.
Они издевались над ней. Они ей больше не верили. Полагали, что она виновна, хотя ее оправдали.
Друзья были правы. Глупо приехать сюда незваной… Какая глупость, глупость. «Всю жизнь я делаю глупости», – думала она.
Она велела ехать домой.
Когда карета продиралась сквозь толпу, она услышала презрительный смех.
Она была давно больна, как определили ее доктора. Воспаление кишечника – вот та болезнь, которую она старалась не замечать.
Она послала за Уилликином и обняла его.
– Ты был мне в жизни большим утешением, дорогой мальчик, – сказала она ему. – Вместе нам было хорошо, не так ли?
Уилликин заплакал и сказал, что так.
– Не горюй, мой маленький Уилликин. Тебе не о чем будет горевать, я позаботилась об этом.
Брогэм пришел посидеть у ее постели, она со смехом шутила с ним. Рассказывала о разных местах, где она путешествовала, о том, какую странную жизнь она вела. Каролина оживилась и забыла про боль.
– Ваше Величество поправится, – сказал Брогэм.
– Нет, – сказала она. – Я не поправлюсь. Да я и не хочу. Мне лучше умереть. Я устала от этой жизни.
Веря, что она поправится, он ушел.
Но она попросила своих друзей прийти к ней. У ее ложа собрались Уилликин, леди Анна, сэр Мэтью Вуд и еще один или два человека.
– Друзья мои, – сказала она и улыбнулась им. – Похороните меня в Брунсвике. Лучше мне вернуться домой, откуда не надо было вообще уезжать. В моем завещании вы найдете надпись. Я хочу, чтобы ее выгравировали на моем надгробии. Вы сделаете это?
Они уверили, что выполнят ее последнюю волю, она улыбнулась и умерла.
* * *
В соответствии с завещанием ее должны были похоронить в Брунсвике. Король подозревал, что будут волнения, если траурный кортеж проследует к побережью через Лондон. Он отдал приказ не пускать его через Сити. Шел дождь, но люди тысячами стояли на улицах, чтобы отдать последний долг королеве Каролине.
Теперь, когда она умерла, она снова стала героиней. И когда люди узнали, что процессию не пустят через Сити, они решили иначе.
Когда кортеж спустился по Кенсингтон Гор и Найтсбриджу, толпа повернула его к Темпл Бар. Произошло столкновение с солдатами, посланными охранять кортеж, в схватке застрелили двух человек.
Но люди настояли на своем, и Сити бурно прощался с уходящей от них королевой.
Ее похоронили в Брунсвике. Среди провожавших были Уилликин и леди Гамильтон. Они стояли, думая о ней и ее странной жизни. А слова, которые она просила выбить на надгробии, были:
«Здесь покоится Каролина Брунсвикская,
многострадальная Королева Англии».