Принцесса густо покраснела.
— Леди Клиффорд, — надменно произнесла она, — вы слишком многого боитесь.
И с этими словами вышла из комнаты. «Это конец, — подумала леди Клиффорд. — Мне ничего не остается делать, кроме как подать прошение об отставке».
* * *
Когда Шарлотта приехала навестить мать в ее новой резиденции Коннот-хаусе, располагавшейся неподалеку от Кенсингтонского дворца, Каролина принялась с интересом расспрашивать дочь о жизни в Ворвик-хаусе. Она сказала, что до нее доходят слухи про странности мадам Клиффорд.
— О да, — кивнула Шарлотта, — она ведет себя очень странно. Леди Клиффорд стала еще более рассеянной, чем обычно, и чуть ли не заваривает чай табаком.
Каролина завизжала от смеха, и Шарлотта, как всегда, расхохоталась вслед за матерью. При ней Шарлотта чувствовала себя умной и остроумной — в отличие от тех ощущений, которые возникали у нее при встречах с отцом. Право же, блистать умом очень даже приятно.
— Она что-то бормочет себе под нос и трясет головой. Знаете, мама, я думаю, леди Клиффорд попросится в отставку. Она на это намекала. Может быть, она уже поговорила с моим отцом... или с королевой, или со Старыми Девами.
— И Старая Бегума наверняка приискивает ей замену.
— Мне кажется, я слишком взрослая, чтобы иметь гувернанток, — заявила Шарлотта. — Вообще-то, я уже сказала об этом леди Клиффорд. Она восприняла мои слова как нападки на нее, но на самом деле я не хотела ее обижать. Просто я не хочу больше иметь гувернанток... никаких.
— И ты совершенно права, мой ангел. Ты уже не ребенок. Хотя, не сомневаюсь, они хотели бы держать тебя в пеленках вечно. А знаешь почему? Да потому что народ тебя слишком любит, вот почему! То же самое было и со мной. Когда я приехала сюда, люди ликовали. Его они встречали молчанием, а меня громко приветствовали. И с каждым днем он вызывает все большую ненависть. Тебе следует просмотреть свежие газеты. Я приберегла их для тебя...
— Я думаю, не стоит, мама... не сейчас... — перед Шарлоттой замаячило суровое лицо Мерсер.
«Но я только одним глазком взгляну! — мысленно взмолилась она, обращаясь к подруге, смотревшей на нее с укоризной. — В конце концов, должна же будущая королева Англии знать, что происходит!»
Но сейчас важнее всего было настоять на своем и отказаться от гувернантки. Какой смысл в отставке леди Клиффорд, если ей на смену придет другая? Она может оказаться гораздо хуже. Эту, по крайней мере, можно держать в подчинении...
Шарлотта поспешно сказала:
— Боюсь, они уже выбрали замену леди Клиффорд.
— Моя дорогая, ты должна проявить твердость. Должна сказать решительное «нет». Больше никаких гувернанток! Ты должна сказать: «Мне уже семнадцать». Да большинство девушек в этом возрасте уже замуж выходят! Гувернантка... Пфф... Тебе следует наслаждаться жизнью, а не слушать всяких там гувернанток.
— Я знаю, мама, но когда на меня насядут... с ними не так-то просто сладить.
Каролина сузила глаза и внезапно разразилась диким хохотом.
— Я так и думала, моя крошка, поэтому пригласила сегодня в гости двух очень умных джентльменов. Они заедут... и, разумеется, случайно, их визит совпадет по времени с твоим. И никто не будет виноват, ведь это чистая случайность! А бедная старушка Клиффорд, которая мирно дремлет в кресле, даже не узнает про твою беседу с ними.
— Что это за джентльмены, мама? — спросила Шарлотта, вспомнив тот случай, когда мать заперла ее в спальне с капитаном Гессе, и о том, как он «случайно» оказывался в гостях одновременно с ней.
Каролина лукаво подмигнула Шарлотте.
— О, они очень серьезные джентльмены! Ты сама в этом убедишься.
Она подбежала к окну и выглянула на улицу.
— Их экипажи могут подъехать в любой момент. Это мои друзья, милая, и я скажу им, что человек не может быть моим другом, если он не считает себя другом моей дочери.
— Мама, прошу вас, скажите мне их имена. Я хочу хоть что-нибудь узнать об этих людях до их приезда.
Каролина взяла дочь под руку и усадила рядом с собой на кушетку.
— Первый джентльмен — старый Броугхем, — сказала она. — Он политик и юрист. Броугхем намерен сражаться за меня. Он добьется соблюдения моих прав. Это очень умный человек. Его считают лучшим адвокатом наших дней. Он сейчас защищает Ли Хаита и, надеюсь, вызволит его из беды. Ты знаешь, что он сказал о твоем милом папаше?
— Н-нет, — пролепетала Шарлотта.
— Ах, ты должна прочитать это. Я сохранила для тебя. Мне бы хотелось вставить это в рамочку и повесить на стену. «Морнинг Пост» опубликовала поэму о твоем уважаемом отце, где он назывался Адонисом, славой Англии и божеством не знаю уж чего. И тогда Ли Хант написал вот это... Так-так, вот! Сейчас прочту. «Этот очаровательный Адонис — тучный мужчина пятидесяти лет». Клянусь, отец твой был в восторге! Если тебе захочется досадить ему, назови его тучным. Он ненавидит это слово. И думает, что если никто так его не называет, то значит, он образец стройности.
Да, ему понравится... Тучный мужчина пятидесяти лет. А он ведет себя так, словно ему двадцать один год! Читаю дальше: «Этот восхитительный, божественный, мудрый, всеми уважаемый, добродетельный, правдивый и бессмертный принц не держит своего слова, он ветреник, не уважающий семейных уз, друг картежников и дам полусвета, человек, который прожил полвека, не заслужив ни одного благодарного слова от англичан и уважения потомков». Вот что такое твой отец!
— Они написали это о п-принце-регенте!
— Да, моя крошка, и мой друг Броугхем намерен их спасти.
— Папа этого никогда не допустит.
— Есть кое-что поважнее твоего отца. Это закон, моя радость. Мистер Броугхем столько всего знает про законы — гораздо больше, чем Адонис! А второй человек — это мой дорогой Сэм Уитбред. Он член парламента и очень умный джентльмен, тоже мой друг. Сэм поклялся поддерживать меня и помочь мне добиться соблюдения моих прав. Так что, видишь, мое милое дитя, мы с тобой не одиноки. Никто не сможет попрать наших прав. У нас есть защитники. Постой-постой! По-моему, я слышу стук колес...
Шарлотта убедилась, что мать права. Очень скоро в комнату вошел мистер Броугхем, а чуть позже появился и Сэмюель Уитбред. Они крайне почтительно приветствовали Шарлотту, словно она была уже совсем взрослой принцессой, и завели речь о ее правах и о том, что она должна настаивать на их соблюдении.
Шарлотта ничего в жизни так не желала, как этого. Она жаждала свободы, однако ей стало не по себе, когда она задалась мыслью о том, что сказал бы отец, если бы увидел ее с людьми, которые открыто объявили себя его врагами.
Миссис Гагарина лежала в постели, грустно глядя на Шарлотту, которая сидела рядом и смотрела на нее с выражением безмерной печали в глазах.