Когда он ушел, Георг сказал им, что он кричал не от боли, а чтобы устыдить отца. Он ненавидит отца, и когда сам станет королем — а он обязательно им станет, он ни капельки не будет похож на него, потому что их папа, заявил он шепотом и осторожно, просто старый дурак, и многие так думают в парламенте, например, Георг сам слышал, как это говорили слуги. И поскольку Георг терпеть не может отца, они тоже должны его ненавидеть и находить способы причинять ему неприятности, не слушаться, потому что в детской должен править не король, а принц Уэльский. Так с детства Георг начал конфликтовать с отцом, и братья дружно были на его стороне.
Они все были воодушевлены этим, и пока король был поглощен потерей американских колоний, а королева — ожиданием очередного ребенка, они сумели добиться изрядной самостоятельности. Они всегда выступали вместе — трое братьев. Это сохранилось и в дальнейшем, когда в детской появились и другие дети.
Уильям часто вспоминал случай, как Георг сломал барабан, прыгнув на него. И они решили, что будет очень весело использовать разорванный барабан как карету, и они попросили одну молодую гувернантку, находившуюся в детской, сесть в него, чтобы они могли катать ее по полу.
— Ни в коем случае, Ваше Высочество, — сказала она Георгу. — Вам не следовало прыгать на барабан.
— Я имею право делать здесь все, что хочу, мадам, — ответил ей Георг повелительным тоном, подражая королю. — И сейчас вы сядете в эту карету, чтобы три прекрасных коня могли приступить к своим обязанностям.
— Я не стану делать ничего подобного.
Уильям, который еще не понял, что его брат не одобряет грубого обращения с женщинами, попытался втолкнуть гувернантку в барабан. Она хотела помешать ему, но неловко повернулась, толкнула Уильяма, тот упал и разбил голову до крови. На сцене немедленно появилась леди Шарлотта, требуя объяснений.
— Принц Уильям хотел меня толкнуть в барабан, — говорила гувернантка, — и я пыталась ему помешать это сделать.
Она не толкала и не била принца Уильяма, он сам виноват в том, что упал.
— Нет, она ударила его, — сказал Георг.
— Нет, мадам, — сказала гувернантка, — он упал по своей вине после того, как попытался втолкнуть меня в барабан.
Георг прекрасно понимал, что это происшествие почти наверняка может закончиться для Уильяма поркой, но если гувернантка его ударила, что было запрещено, его не станут наказывать за проявленное негодование. Леди Шарлотта Финч позвала служанку, которая была свидетелем происшествия, она подтвердила, что гувернантка не била принца Уильяма, он хотел ее толкнуть, она неловко повернулась, принц Уильям упал и разбил голову.
— Глупости, — кричал Георг, стараясь защитить брата. — Да, вы его ударили. Я это говорю. Эти служанки будут говорить все, что угодно, в защиту друг друга.
Что могла поделать леди Шарлотта? Она могла только позаботиться о том, чтобы подобное не повторялось. В детской ясно дали понять: если гувернантка обижает одного из братьев, она обижает их всех, и было очевидно, что они и впредь станут лгать, если потребуется, чтобы защитить друг друга. Все обстояло так, что неприятность одного становилась общей бедой, и если с принцем Фредериком и принцем Уильямом еще можно было иметь дело, то принц Уэльский с его очарованием, быстрым умом и способностью выворачивать правду наизнанку в своих целях, был грозным соперником. Поэтому многие проступки в детской оставались безнаказанными.
Уильяма всегда привлекало море, Георга и Фредерика — армия. Когда старшие братья играли в солдатики, Уильяму нужны были корабли. Королева рассказала об этом увлечении королю, который его сразу же одобрил и сказал, что когда наступит время, Уильям может поступить на флот, а Фредерик — в армию. Что же касается Георга, наследного принца, то король будет учить его сам, как управлять государством.
Королева часто сомневалась в том, что воспитание, полученное мальчиками, вполне соответствует их положению. Послушание, которого требовал король, могло породить только протест, что и произошло с принцем Уэльским. Он с каждым днем становился все упрямее, и было очевидно, что, повзрослев, он, подобно молодой лошадке, которой разрешили немного порезвиться на свободе, долго не сможет остановиться.
Королева понимала это, король — нет; с тех самых пор, как она приехала в Англию, — некрасивая, маленькая немецкая принцесса, которой не было еще и двадцати лет и которой с трудом давалось каждое английское слово, — ей внушили, что ее обязанность — рожать детей; все остальное было предоставлено королю, его матушке с любовником — лордом Бьютом.
Это было крушением ее надежд, но ей не оставалось ничего, кроме того, как ждать своего часа. Она была нехороша собой, в ней не было ни блеска, ни грации, единственным ее достоинством оказалась плодовитость. В этом не было сомнений — дети появлялись через определенные промежутки времени, всего их было пятнадцать, но двое умерли в младенчестве, впрочем, тринадцать тоже вполне достойное количество.
Оба, король и королева, гораздо лучше чувствовали себя в менее роскошной обстановке и поэтому старались, чтобы Кью — любимое место их пребывания — был похож скорее на дом сельского аристократа, чем на королевский дворец.
Король часто сожалел о том, что он не фермер, ибо сельский труд интересовал его гораздо больше, чем государственные дела. В то время он был сильно удручен тем, что колонии подняли свой голос против Англии, и половина Палаты Общин требовала суровых мер, чтобы призвать их к порядку, а вторая половина считала, что их следует умиротворить любым способом. Король, имевший твердое убеждение, что права его нерушимы, и внушавший то же сыновьям, не мог понять, почему требования колоний должны быть удовлетворены.
— Они пытаются проявлять нелояльность к короне, — говорил он. — Пусть почувствуют неудовольствие Англии в полной мере.
Одновременно начались волнения, связанные с Джоном Уилксом, требовавшим свободы слова, что в глазах короля было предосудительным. «Да здравствует Уилкс!» — когда до него доносились эти крики, а это случалось довольно часто, его лицо багровело от ярости. Между тем здравицы в честь Уилкса были слышны не только в королевских апартаментах, но также и в детских.
Однажды, когда король и королева вместе занимались каждый своим любимым делом — королева плела кружево, а король мастерил пуговицы, что считалось вообще-то не слишком подходящим занятием для царствующей особы, — дверь резко распахнулась, и на пороге появился рослый юный принц Уэльский, за ним стоял Фредерик и рядом с ним маленький Уильям, державший в поднятой руке плакат. Это был бунт обитателей королевской детской против своего угнетения — принц Уэльский, не страшась последствий, поднял восстание. «Да здравствует Уилкс!» — кричали звонкие детские голоса.
Король бросился к двери и оказался около нее как раз в тот момент, когда братья заслонили собой Уильяма. Непонятно, как наказывать за такой проступок, сетовал король: с одной стороны, он свидетельствует об интересе к государственным делам, что похвально, и об известном мужестве, но с другой — демонстрирует неуважение к родителям, что равносильно неуважению к короне.