— Фанни, дорогая, прошу тебя, не трогай мои румяна. Не делай беспорядка.
Фанни нахмурилась. В такие моменты она становилась очень похожа на своего отца. Она была злопамятна и обидчива, и Дороти боялась, что Доди, которой исполнилось только три года, страдает от характера старшей сестры. Фанни было уже восемь лет. Неужели прошло только девять лет с тех пор, как она была рабыней этого ненавистного, отвратительного человека? Ей казалось, что значительно больше. За это время столько всего произошло. Никому не известная провинциальная артистка превратилась в знаменитую актрису и мать трех маленьких девочек. Она подумала о прелестной малышке Люси, которой было уже около года, и ей снова захотелось провести вечер дома, вместо того чтобы играть перед публикой.
Фанни размазывала румяна по щекам, и Дороти, взглянув на дочку, расхохоталась.
— Они тебе не нужны, прелесть ты моя!
— Почему не нужны?
— Потому, что ты очень юная и румяная и без них.
— А зачем они тебе?
— Потому, что я не такая юная и не такая румяная.
Она наклонилась, забрала у девочки коробку с румянами и поцеловала ее. Она всегда чувствовала, что ей следует быть особенно нежной с дочерью Дэйли.
— Мама, а что ты сегодня играешь?
— Сэра Гарри Уилдера.
— Это роль с переодеванием?
— Господи, Фанни, от кого ты это слышала?
— Так говорят все, кто сюда приходит. Я тоже буду играть на сцене? Я хочу на сцену. Из меня получится хорошая артистка?
— Я думаю, что получится. У тебя театр в крови.
— Да? А Доди?
— Вы обе мои маленькие девочки, мои маленькие дочки.
Скорее, — думала она, — актрисой станет дочь Ричарда Дэйли, чем Ричарда Форда. И обе они незаконнорожденные, подумала она внезапно с горечью. После смерти матери она часто задумывалась о своем положении. Оно было унизительным, ибо хоть большинство людей и воспринимали ее, как жену Ричарда Форда, всем было известно, что на самом деле это не так.
И почему? Почему Ричард живет с ней вполне открыто, но каждый раз, когда она заводит речь о браке, находит отговорки? В чем причина, если не в том, что он не считает ее достойной стать его женой? И в то же время он считает вполне достойными деньги, которые она зарабатывает, и живет на них. У него есть причина — гнев отца. Он сказал, что отец лишит его наследства и вообще оставит без материальной поддержки. Гордость мешает ему попросить у отца больше денег, однако она не мешает ему жить на ее жалование.
Она была богата. Вернее, была бы богата, если бы не такие огромные расходы.
В спальню вошла ее сестра Эстер, неся на руках Люси, рядом семенила Доди, вцепившись в ее юбку. Доди бросилась к матери.
— Мама собирается нам почитать?
— Не сегодня, моя дорогая. Маме надо идти в театр.
— Противный, старый театр, — ответила Доди.
— Не говори глупостей, Доди, — сказала Фанни. — Это хороший, даже прекрасный старый театр.
— Нет, плохой, плохой. Он забирает мою маму.
— И дает ей много денег для нас.
Дороти рассмеялась.
— Ты думаешь, что это хорошая замена, Фанни?
— Конечно, хорошая, — ответила Фанни. — У нас много денег, и поэтому папа смог купить себе новое бархатное пальто. И у нас есть конфеты — нам дают по одной штуке после каждого обеда.
— Ну, Доди, теперь ты все знаешь, — сказала Дороти.
— Я не хочу, чтобы мама уходила в театр, — ответила Доди и приготовилась плакать.
— Не будь плаксой, Дод, — быстро сказала Эстер. — Я обещаю тебе спеть песенку во время ужина.
«Я должна была бы остаться с ними, — думала Дороти. — Ведь именно мне надо было бы петь им песенки во время ужина».
Эстер присела на кровать и спросила:
— Сегодня Уилдер, да?
— Сперва Уилдер, потом Пикль.
— Потом прямо домой?
Дороти кивнула головой.
— Ричард будет в театре?
— Да, я надеюсь.
— Ты выглядишь усталой. Нездоровится?
— Нет, просто хотелось бы провести вечер дома.
— Все будет по-другому, когда поднимется занавес.
— Это странно, Эстер, но всегда бывает именно так. Да, сейчас у меня мрачное настроение, но когда я стану ждать своего выхода, появится легкость. На сцене мне всегда легко... Я все забываю и просто радуюсь жизни.
— Да, так может говорить только настоящая актриса!
Фанни прислушивалась к разговору с большим интересом, она не пропускала никаких слов о сцене и театре. Дороти думала, что ей не хотелось бы такой же жизни для дочерей. Она была бы счастлива видеть их замужними женщинами, живущими в достатке и счастье. Исполнится ли когда-нибудь эта мечта? Во-первых, у них огромный недостаток — они все внебрачные дети. Будь проклят Ричард! Почему он такой трус? Почему он не может ослушаться отца ради своей семьи?
Ей хотелось бы обеспечить всех дочерей приданым, и она непременно сделает это, если сможет. Но сможет ли? Большая часть ее заработка уходит на содержание семьи, и она начинала понимать, что содержит не только детей, но и Ричарда. Эстер она тоже содержит, но что бы она делала без Эстер, особенно сейчас? Эстер очень редко играла, потому что почти все ее время было отдано детям, которые воспринимали ее как часть своего дома, своей семьи. Они привыкли полагаться на тетю Эстер больше, чем на мать.
Вошел Ричард и спросил:
— Ты скоро уходишь, да?
Она смотрела на него с неосознанным раздражением. Он всегда заботился о том, чтобы она не опоздала в театр, и очень волновался, когда вспыхивали конфликты между нею и миссис Сиддонс и Кемблом. В глубине души он очень опасался, что это могущественное семейство может выжить ее из театра, и если такое произойдет, она уже не сможет требовать высокого жалования, скажем, в Ковент-Гарден, как она это делала в Лейн. Да, Ричард не был равнодушен к ее заработкам, в этом не могло быть сомнения.
Казалось, что Эстер очень чутко улавливала настроения в их доме. Когда она чувствовала приближение ссоры между Дороти и Ричардом, то старалась быть как можно дальше, чтобы ничего не видеть и не слышать.
Вот и теперь она сказала:
— Я уведу детей. Пошли, Фан.
Однако Фанни не хотела уходить, она выразила желание остаться и поговорить с мамой и папой, но Дороти твердо объяснила, что собирается уходить в театр, и Фанни должна пойти ужинать вместе с остальными. На лице девочки отразилось неудовольствие, и она со злостью топнула ногой. Однако Эстер умела обращаться с капризными детьми.
— Послушай, Фанни, — сказала она, — неужели мы хотим выглядеть такими невежливыми людьми в глазах знаменитой артистки?