– В королевских семьях случаются странные вещи, когда на карту поставлен трон.
– Странные вещи?
– Ходили слухи о том, что со стороны тайком приносили младенцев.
– Но зачем Адольфу и Августе тайком приносить ребенка?
– Если их ребенок родится мертвым…
– Но для чего они могут захотеть чужого ребенка?
– Чтобы иметь честь быть родителями правителя.
– И ты мог подумать такое об Адольфе и Августе!
– Нет, не думаю. Но это официальное событие. Я здесь и должен присутствовать при рождении ребенка.
– Ты считаешь, что Августа и Адольф будут возражать?
– Возражать! Дело не в возражении. Это вопрос процедуры.
Как сказала бы его мать, Уильям опять превращал себя в посмешище.
* * *
Как только у Августы начались схватки, Уильям оказался рядом. Он подозрительно следил за всеми, кто входил в ее спальню. Адольфа это отчасти раздражало и отчасти забавляло. Но ничего нельзя было поделать, и чтобы не возникло никаких неприятных слухов, было лучше, чтобы своим присутствием Уильям не допустил их возникновения.
Августа ничего не знала о бдении Уильяма и в свое время родила мальчика. Она была на седьмом небе от счастья.
Одной из первых ее поздравила Аделаида. Она держала ребенка на руках и любовалась им.
«О Боже, – молилась она, – пусть и мой будет таким же здоровым, как этот».
– Мы назовем его Георгом, – сказала Августа. Аделаида улыбнулась. Георг. Королевское имя!
* * *
– Необходимо делать много упражнений, – сказал врач Аделаиды, человек, который служил в армии Веллингтона. – Это облегчит роды. Упражнениями надо заниматься независимо от погоды.
Аделаида следовала его совету. Она совершала регулярные прогулки по территории дворца. Нередко Уильям ее сопровождал, и даже когда она чувствовала себя усталой, а это бывало довольно часто, он все равно настаивал на выполнении указаний врача.
Во время одной из таких прогулок Аделаида промокла до костей, так как ливень начался внезапно. Однако Уильям настоял на том, чтобы она выдержала предписанное время, и прогулка продолжалась.
Через несколько дней у нее началась простуда, перешедшая в плеврит. Врач немедленно назначил кровопускание.
Она очень сильно ослабла в результате процедуры, и через несколько дней после рождения маленького Георга у Августы, у Аделаиды начались схватки, хотя до родов оставалось еще несколько недель.
В результате преждевременных родов на свет появилась маленькая девочка.
Врачи посоветовали немедленно крестить ребенка, и ее нарекли Шарлоттой Августой Луизой перед тем, как она умерла.
* * *
Аделаида была безутешна. Ничто не могло успокоить ее. Более того, кровопускание ослабило ее, лишило той сопротивляемости, которая необходима, чтобы оправиться после родов.
Уильям испытывал смятение.
Он потерял своего ребенка, но больше всего – к некоторому его удивлению – его пугала возможность потерять жену.
Они женаты меньше года, их брак это явный брак по расчету, и тем не менее он понял, что будет несчастен, если ему придется жить без нее. Она не красавица и не пробуждает в нем страстного желания… и все же ему будет ее не хватать, если он ее потеряет.
Это было непонятно.
Он постоянно находился в комнате больной, постоянно говорил с врачами, всем надоедал, как это мог делать только бедняга Уильям. Жена ощущала его привязанность, что поддерживало в горе. Но она оставалась несчастной. Аделаида знала, что жаждала ребенка, но только теперь поняла, как страстно. Те месяцы ожиданий были самыми счастливыми в ее жизни. А теперь… все пропало. Она бредила, и врачи сказали, что герцогиня стоит на краю смерти.
Уильям не отходил от ее постели. Она должна поправиться, говорил он ей. Что ему делать, если этого не случится?
Она смутно осознавала его присутствие, и хотя оно затрудняло работу сиделок, но давало ей утешение.
Августе очень хотелось навестить ее, но она не решалась. Как будет чувствовать себя Аделаида, если она, благополучно родившая ребенка, придет к ней как триумфатор? Поэтому счастливая мать не заходила в комнату больной, а празднества, подготовленные по случаю рождения ее маленького Георга, отменили.
Но с приходом апреля состояние Аделаиды начало улучшаться.
Уильям по-прежнему сидел у ее постели и отказывался уходить.
– Ты не должна беспокоиться, – говорил он. – Это врач… эти прогулки. Именно из-за них ты и заболела. А потом кровопускание… и ты потеряла нашего ребенка. Но ты еще очень молода. Будут и другие дети. Моя сестра, королева Вюртемберга, шлет тебе теплые письма. Она говорит, что ты не захочешь оставаться в Ганновере, а пожелаешь сменить обстановку. Она предлагает нам нанести ей визит, как только ты будешь готова к поездке. Тебе бы хотелось, а? Если не захочешь, мы не поедем. Теперь буду заботиться о тебе я. Не беспокойся. В следующий раз все будет хорошо. Я не хочу потерять свою жену. Дети не хотят потерять свою мачеху. Не теперь ведь, когда они начинают испытывать к тебе привязанность.
Все это звучало несколько нарочито – грубовато-добродушный моряк выражал свои мысли вслух. Но это говорилось искренне и успокаивало ее.
То, что она потеряла ребенка, не значило еще, что у нее больше не будет детей.
* * *
Ни Кенты, ни Камберленды не стремились делать вид, что очень огорчены известием о трагедии Аделаиды. Все реагировали в соответствии со своим характером.
– Она не может служить препятствием, – заявила откровенная Фредерика. – Она не способна рожать здоровых детей.
– Такова Божья воля, – сказала Виктория с самодовольным видом человека, знающего, что он избран Богом. – Думаю, – продолжала она, – что пора возвращаться в Англию.
И, как всегда, герцог с ней согласился.
Им, конечно, следовало выехать раньше, но Виктории очень хотелось оставаться в Германии как можно дольше, чтобы поступали свежие сведения о состоянии Аделаиды. Получилось очень удобно, что роды оказались преждевременными. И хотя она не заходила так далеко, чтобы открыто сказать то же самое о смерти ребенка, тем не менее об этом думала.
Но все это входило в предопределение судьбы.
Конечно, деньги создавали трудности. Пришлось покинуть Англию из-за долгов герцога, а поскольку они все еще не были погашены, возвращение представляло некоторую опасность. Но этот важный ребенок должен родиться в Англии.
Они должны занять денег на поездку; герцог может править лошадьми, чтобы сэкономить на зарплате кучера, а поскольку это была громадная карета, можно перевезти в ней достаточно много багажа.