— Вы не ошиблись, — кивнул Андре. — Если бы я не нашел вас на этой поляне, то обязательно постарался бы разыскать в монастыре. Я так ждал этой встречи, мне вам надо так много сказать! Мне не так важна ваша помощь… Я не мог заснуть всю ночь, потому что думал о вас.
Эти слова напугали монахиню. Быстро взглянув на Андре, она отвернулась.
Но это уже был страх иного рода.
— Я был поражен этой встречей, — сказал Андре, чтобы успокоить девушку.
— Но почему? — дрожащим голоском спросила она.
— Видите ли, я знал, что поблизости от плантаций де Вилларе должна быть какая-то церковь. Но я никак не ожидал найти здесь монастырь. Мне не приходило в голову, что в этой стране, тем более в такой глуши могут существовать монастыри.
— Женских монастырей на Гаити не менее десяти, — более уверенно произнесла сестра Девоте.
Когда речь зашла о монастырях, она почувствовала твердую почву под ногами.
— А наша община, пожалуй, самая маленькая, — продолжала она.
— Еще меня поразило то, что вы — монахиня. Как вы могли удалиться от мира такой юной? Неужели вам не хотелось завести семью, может быть, навсегда уехать из этой страшной страны, во всяком случае, жить полнокровной жизнью?
— Я не знаю другой жизни, — покачала головой маленькая монахиня. — А здесь я, по крайней мере, в безопасности.
— Но безопасность эта весьма относительна, — заметил Андре. — Мне кажется, здешнее правительство, хотя оно борется с язычеством, не слишком уважает христианские догмы.
Я полагаю, на Гаити немало христиан. Они читают молитвы, ходят, когда надо, в церковь, но это не мешает им убивать друг друга. А мулатов ваш император ненавидит почти как и белых.
Сестра Девоте съежилась от страха. Она взмахнула руками, словно приказывая Андре замолчать.
— Зачем вы пытаетесь запугать меня? — спросила она. Ее слова прозвучали так жалобно, что Андре, почувствовавший, сколь неуместна эта тема в разговоре с девушкой, которая не может рассчитывать на приют в другом месте, поспешил направить разговор в другое русло.
— Я вовсе не хотел вас пугать! Просто вы такая красивая, такая добрая… Смотрите, даже птицы вас не боятся! Из вас получилась бы нежная супруга, прекрасная, заботливая мать. Вы обездолили не только себя, но и того, кто мог бы стать счастливым человеком, женившись на вас… Вы растрачиваете свою жизнь понапрасну!
Девушка решительно выпрямилась.
— Молитвы не бывают напрасными, — твердо сказала она.
— Но ведь и другие молятся! И я тоже, — возразил Андре. — Я молюсь, когда собираюсь совершить какой-нибудь ответственный шаг, прошу у бога помощи. Собираясь сюда, я часто обращался к богу в молитвах. Еще я молюсь, чтобы поблагодарить бога за то, что он оберегает меня. Я прошу, чтобы он не оставлял своим попечением мою мать. Да мало ли у меня причин для молитвы? Но я знаю одно: я никогда не спрячусь за монастырскими стенами, не убегу от жизни. Я буду бороться и страдать, смело глядя в глаза реальности.
— Для меня эта жизнь слишком реальна, — с горечью произнесла девушка.
Андре показалось, что маленькая монахиня на момент забыла о его присутствии и высказала вслух свою самую сокровенную мысль, — Знаете, ведь я думал, что вы Саона, — сказал Андре больше для того, чтобы отвлечь собеседницу.
— Почему вы так решили? — рассеянно спросила она, очевидно все еще находясь в плену своих невеселых мыслей.
— Во-первых, потому, что вы красивая. Во-вторых, вы прекрасно говорите по-французски. Кроме того, я подумал, что вы белая. Но самое главное, на церемонии вуду я явственно слышал, как Дамбалла обещал мне, что я найду Саону. Спустя несколько часов я встретил вас и поверил, что боги помогли мне. Откровенно говоря, встреча с Саоной разрешила бы для меня многие трудности.
— А что бы вы сделали, если бы я действительно оказалась Саоной? — живо заинтересовалась девушка.
— Ну, я попросил бы вас помочь мне в поисках спрятанного графом де Вилларе имущества, — начал Андре. — Вы бы, конечно, согласились. А с вашей помощью я наверняка нашел бы сокровища. А потом я помог бы вам уехать с Гаити. Мы вместе вернулись бы в Англию. И вы стали бы жить в Лондоне с моей матушкой.
— А вы думаете, Саоне понравился бы такой план… если бы, конечно, она была жива и узнала бы о нем?
— Мне кажется, она не захотела бы оставаться на Гаити после того кошмара, который ей довелось пережить, — уверенно сказал Андре.
— Пожалуй, вы правы, — кивнула монахиня. — А разве вы живете в Англии? — спросила она. — Я ведь думала, что вы приехали сюда из Порт-о-Пренса.
Андре осекся. Он только теперь вспомнил, что для сестры Девоте он — мулат.
Рядом с ней он забыл об осторожности, о своей темной коже, о том, что, находясь в этой стране, должен мыслить и вести себя как мулат. Он разговаривал с девушкой, представляя себя тем, кем являлся на самом деле — европейцем, французом, аристократом, нашедшим пристанище в Англии.
Как он безрассудно поступил!
— Я прожил в Англии несколько лет, — пояснил он. — И теперь, оставив мать в Лондоне, на время вернулся сюда, чтобы попробовать найти наше имущество.
Маленькая монахиня молчала. Андре опасался, что его история показалась ей не правдоподобной.
Но сестра Девоте лишь задумчиво спросила:
— А какая она, Англия?
— О, это прекрасная страна! — с воодушевлением сказал Андре. — Там царит порядок и безопасность. Англичане — спокойные и доброжелательные люди. А разве вы не встречали англичан здесь, на Гаити?
Монахиня отрицательно покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Я думаю, их можно встретить в Порт-о-Пренсе. Но в нашу глушь им приезжать незачем.
— Кристоф неплохо относится к англичанам, — добавил Андре. — Во всяком случае, он так ненавидит французов, что предпочитает им людей любой другой национальности. Он не так ослеплен отвращением к европейцам, как Дессалин, и понимает, что без них правительству не выстоять. Поэтому в Порт-о-Пренсе действительно немало выходцев с Британских островов.
Андре знал, что среди англичан на Гаити едва ли найдется много католиков. Так что встретить их в церкви — а других мест для встречи с людьми у монахини быть не могло — сестра Девоте едва ли могла.
— Мой отец был французом, — задумчиво сказала монахиня и надолго замолчала.
Ее лицо было бесстрастным. Андре, глядя на ее непроницаемое выражение, не мог представить себе родителей Девоте, ее братьев или сестер, их прошлую жизнь в дореволюционном Гаити.
Может быть, чернокожая молодая женщина с маленькой белой дочкой жила в покое и довольстве в одном доме с отцом девочки. А может быть, подобно многим белым, отец постарался отослать дочь подальше с глаз, хотя и давал матери средства на ее содержание.