В ней ехали ее багаж, горничная и француженка, которую с помощью владельца отеля наняли прислуживать мадам де Гокур.
К этому времени мадам уже поняла, что Канеда стремится произвести впечатление на своих родственников, и с усмешкой сказала:
— К счастью, в замке де Бантом хватит места для такого количества гостей. Но я все еще жду, ma cherie, когда вы расскажете мне, что там у вас вышло с герцогом де Сомаком.
Канеда вздрогнула.
— А откуда вы знаете, что я встречалась с герцогом? — насторожилась она.
— Я не глупа, — ответила мадам де Гокур, — и поняла, почему мы посетили Анже, откуда недалеко и до замка де Сомак. И я определила причину вашего исчезновения,
— Я не хочу говорить об этом. Мадам де Гокур покачала головой.
— Боюсь, герцог расстроил вас, Канеда; после Анже вы стали не похожи на себя. Я предостерегала вас: герцог — очень странный человек. Должно быть, он возненавидел всех женщин после того, как жена его сошла с ума.
Канеде хотелось сказать, что это совершенно не так, однако у нее просто не было сил заговорить о нем, и после недолгого молчания мадам сказала:
— Я не буду докучать вам вопросами ma cherie, но вы были так счастливы, когда мы оставили Англию, а теперь явно томитесь.
Не получив ответа, мадам вздохнула и сменила тему.
Вокруг было на что посмотреть и чем восхититься: здешние края разительно отличались от долины Луары.
Когда они наконец добрались до Дордони, там только что прошли дожди; река разлилась, став, наверное, раза в два шире, чем обычно, по полям на обоих берегах также струились потоки.
Огромные утесы, стискивавшие русло Дордони, казались впечатляющими; на вершинах скал высились замки, напоминавшие Сомак.
Вокруг стояли леса, темные деревья покрывали маковки холмов, служивших фоном А^ зеленых долин.
Деревья были в цвету, белый терн, золотой утесник и рассыпанные возле дорог первоцветы придавали земле такую красу, что она захватила Канеду целиком.
Но всякий раз, вспоминая, что именно в этих краях родилась ее мать, Канеда ощущала в груди комок, каменной тяжестью давивший на сердце.
Судя по тому, что Канеда слыхала, а также по картам, замок де Бантом находился не слишком далеко от Бордо.
В пути пришлось заночевать, а потом они приехали в Перигор, и мадам де Гокур принялась рассказывать о старинных аббатствах, соборах и замках, мимо которых они проезжали.
Вокруг расстилались виноградные поля, и Канеде показалось, что они находятся в добром здравии и никакая опасность им не грозит.
На второй день, после полудня, когда они провели в пути уже несколько часов, мадам де Гокур сказала:
— А вот и замок, принадлежащий родителям твоей матери.
Замок находился примерно в миле от дороги, на очень крутом склоне, сзади заросшем деревьями. Белокаменные стены производили неотразимое впечатление, и Канеда смотрела на родовое гнездо со странным чувством: ей казалось, что она уже видела его.
Наверное, причиной тому послужили частые разговоры с матерью, когда она упоминала о родном доме и даже сделала несколько набросков, проиллюстрировавших словесное описание.
Канеда знала, что замок был заложен в середине шестнадцатого столетия, после чего последующие поколения де Бантом лишь кое-что изменяли и дополняли.
Каждый из владельцев вносил свою лепту в украшение дома, ставшего похожим скорее на настоящий дворец, чем на резиденцию знатного рода; красоту его теперь подчеркивали сады и темные леса, казавшиеся оправой этого архитектурного самоцвета.
Подъехав поближе, они увидели фонтан перед домом; в высокой струе солнечный свет преображался в радугу.
«Теперь я вполне могу понять, почему мама так любила этот дом», — подумала Канеда, сразу же осадив себя воспоминанием о том, что ее мать оказалась изгнанной из родного дома… и о том, что она ненавидит всех его обитателей.
Оставалось лишь надеяться, что великолепные кони, запряженные в ее коляску, и верховые в напудренных париках — среди них ехал на Ариэле Бен в цилиндре с кокардой и аккуратной ливрее, занявший место гонца, — произведут впечатление на хозяев.
Кучер с шиком остановил карету перед парадной дверью; появились слуги, словно бы ожидавшие их приезда.
Открыли дверцу кареты, Канеда вышла, за ней последовала мадам де Гокур.
— Идите первой, — попыталась предложить Канеда, но мадам отрицательно покачала головой.
— Вам предстоит встреча с собственными родственниками;
— Не забывайте, что я ненавижу их, — возразила Канеда.
— Не надо так говорить, — настоятель но убеждала мадам. — Вот встретитесь ними, ma cherie, и я не сомневаюсь, что вас ждет приятный сюрприз.
Канеда недоверчиво подняла брови, однако ответить не успела: на ступеньках, ведущих к замку, появился молодой человек, сразу же заторопившийся им навстречу.
— Разрешите приветствовать вас, кузина Канеда, по поручению дедушки и бабушки, — сказал он. — Я — Арман.
Темноволосый и привлекательный, он улыбался ей с восхищением настолько очевидным, что она едва не улыбнулась в ответ, с трудом удерживая прохладное и надменное выражение, которое намеревалась хранить во время всего визита.
Тем не менее она представила его мадам де Гокур, которая, после того как молодой человек приложился к ее руке, сказала:
— Я видела вас шестилетним, поэтому не стану говорить, насколько вы выросли.
— В нашей семье нередко вспоминали о вас мадам, — ответил Арман, — и всякий раз с уважением.
Безусловно, к французам он относится надлежащим образом, с презрением подумала Канеда.
Повернувшись к ней, он произнес:
— Дедушка и бабушка ждут вас в салоне. Простите их за то, что они не встретили вас у дверей; увы, comte передвигается с большим трудом.
Канеда наклонила голову, и они вступили в довольно впечатляющий холл, от которого ответвлялся коридор, обставленный превосходной антикварной мебелью; стены его украшали картины, по-видимому, изображавшие предков семьи де Бантом.
Слуг было немного, и помещение показалось ей тусклым и пыльным, нуждавшимся не только в хорошей уборке, но и в обновлении красок и убранства.
Она попыталась не обращать внимания на потертые ковры и поблекшие шторы на окнах, нуждающиеся в новой подкладке.
Арман открыл перед ней дверь, и Канеда вошла в салон, выходивший во французский сад, расположившийся позади замка.
Перед окном сидела пожилая седоволосая женщина, и от одного взгляда на нее сердце Канеды сжалось: на нее смотрела ее мать, состарившаяся и морщинистая.
— Вот кузина Канеда, grand-mere, — объявил Арман.