Она молилась так самозабвенно, что невольно прикрыла глаза. Услышав голос герцога, она вздрогнула.
— О чем вы думаете во тьме своего сознания? Анита открыла глаза. Герцог стоял, облокотившись на пианино, и пристально смотрел на нее.
— Я… задумалась.
— О ком?
— О моей сестре Саре.
— Когда я был в Лондоне, я слышал, что у нее большой успех. Я забыл сказать вам, что я, собственно говоря, видел ее на одном из приемов.
— Правда, она красивая?
— Очень, но вы совсем на нее не похожи.
— Я знаю, — кивнула Анита. — Сара первая красавица в семье.
С сияющими глазами она добавила:
— Если вы слышали, что она имеет успех, то, возможно, ее желание исполнилось. Я молилась об этом.
— Каково же ее желание?
— Думаю, что она влюблена, хотя не пишет об этом прямо, — призналась Анита.
— Будем надеяться, ей удастся удержать своего избранника.
Тон герцога покоробил Аниту, но упрекнуть его было не в чем.
Ведь Сара действительно пыталась поймать мужа; то же самое делала Дафни.
«Я никогда… не буду так делать!» — мысленно поклялась Анита.
Тут она заметила, что герцог все еще смотрит на нее, и почувствовала, что каким-то невозможным, непостижимым образом он читает ее мысли.
— Позже вы передумаете, — сказал он. — Вы станете похожи на всех остальных женщин, которые преследуют несчастных мужчин. А ведь в природе все задумано наоборот.
Герцог произнес это таким резким, неприятным тоном, что Анита уставилась на него, широко раскрыв глаза. Музыка смолкла.
Не успела она отмести предъявленное ей обвинение, как герцог вернулся к гостям.
Протанцевав четыре танца с самыми знатными гостьями и исполнив тем самым свой долг, герцог счел, что пришло время пригласить прибывших на смотрины девушек.
Как и Анита, он уже решил, что леди Миллисент Клайд — единственная из претенденток заслуживает внимания.
Ее отец, граф, хоть и не блистал в палате лордов, зато знал толк в лошадях. К тому же у него была прекрасная усадьба в Хантингдоншире.
Когда начался бал, герцог понял, насколько права была его мать — а если по справедливости, Анита, — украсив зал на венецианский манер: это убранство стало отличной темой для разговоров.
Гости были удивлены и восхищены. Мелодии, которые исполнял приглашенный из Лондона оркестр, усиливали произведенное впечатление.
Звучали то мягкие, романтические, то веселые, оживленные мотивы. Даже если бы герцог пожелал, он не смог бы отыскать ни малейшего изъяна: прием проходил как по маслу.
Но совсем неожиданной радостью стало выздоровление его матери. Она чувствовала себя прекрасно и сейчас танцевала с лордом-наместником.
Герцогиня была особенно хороша в атласном платье цвета голубиного крыла, который ввела в моду принцесса Александра. Оллертонские сапфиры редкостной чистоты сияли великолепием.
Герцог в который раз подумал, что найти жену столь же обворожительную, как его мать, и с таким же прекрасным характером невозможно.
Он отлично знал, что комплименты, расточаемые герцогине гостями, вызваны не только восхищением, но и искренней любовью.
Герцогиня содействовала многим преобразованиям, необходимым графству, и никогда не отказывалась выслушать других — не важно, занимали они высокое или низкое положение в обществе.
Герцогу казалось, что в ушах его постоянно звучат слова его отца: «Сейчас подобных женщин уже не встретить!»
Тем не менее долг есть долг, и герцог прекрасно знал, в чем он состоит, направляясь к леди Миллисент, которая стояла рядом со своей матерью, графиней.
Леди Миллисент в самом деле была очень привлекательной.
То же самое подумала Анита раньше, когда все они собрались перед ужином в Серебристой гостиной.
На леди Миллисент было белое кружевное платье с пышной юбкой, вошедшее в моду благодаря императрице Евгении. Такие платья очень шли молодым девушкам.
Ее голубые глаза и сияющие золотые волосы в точности соответствовали требованиям, которые герцог предъявлял к своей будущей жене.
— Позвольте пригласить вас на танец, — сказал он.
Герцог ожидал, что в ответ глаза леди Миллисент вспыхнут от радости. Так всегда бывало с женщинами, которых он приглашал на танец.
Но леди Миллисент просто наклонила голову. Графиня с готовностью произнесла:
— Это было бы замечательно, дражайший герцог. Вы увидите, как Милли хорошо танцует.
— Без сомнения, — коротко ответил герцог. Оркестр заиграл вальс Оффенбаха. Герцог вывел девушку в центр зала.
«Да, пожалуй, ее рост соответствует непременному условию, и она сможет воздать должное оллертонским бриллиантам и пяти нитям восточного жемчуга, когда-то принадлежавшим индийскому магарадже», — подумал он.
Предок герцога, один из первых губернаторов Индии, приобрел жемчуг, как теперь казалось, за бесценок. Каждая герцогиня Оллертонская находила, что ожерелье ей очень идет.
Ювелиры говорили, что жемчуга должны соприкасаться с кожей, но дамы и без того с удовольствием носили «выкуп короля».
— Надеюсь, вам нравится в Оллертоне, леди Миллисент, — сказал герцог, плавно ведя свою даму по гладкому полу.
— Да, благодарю вас.
Ее слова отвечали приличиям, а голос звучал холодно и безжизненно.
— Убранство нашего бального зала, наверное, кажется вам необычным. Признаюсь, я и сам был удивлен, когда впервые увидел его.
— Здесь так мило!
— Вы никогда не были в Венеции?
— Нет.
«Трудно с ней», — с нарастающим раздражением подумал герцог.
Он настойчиво произнес:
— По-моему, этот город великолепен. Говорят, для медового месяца лучше места не найти.
К его удивлению, леди Миллисент сжалась и пропустила шаг. Потом она сказала:
— Мне кажется, там нездоровый климат из-за каналов.
— Полагаю, это зависит от квартала. Возле лагуны помогают приливы.
— Все равно, мне не хотелось бы в Венецию. Судя по тону леди Миллисент, она не желала более обсуждать эту тему. Герцог решил, что раз она не хочет продолжать беседу, помолчит и он.
Но тут увидел, что его мать наблюдает за ними с другого конца зала, и понял: он обязан попытаться еще раз.
— У вашего отца превосходные лошади, — заметил он. — Вы любите верховую езду?
— Не очень.
— Что же вам нравится? Поколебавшись, леди Миллисент ответила: