Ричард бросил свое кожаное пальто на спинку дивана, пакет с едой расположился на кухонном столе. Он вынул оттуда упаковки, я тоже сбросила пальто на спинку дивана и вылезла из туфель на высоких каблуках, потеряв два дюйма роста и чувствуя себя намного лучше.
– Очень симпатичный жакет, – сказал он все еще нейтральным тоном.
– Спасибо. – Я собиралась снять жакет, но если ему нравится, то пусть будет. Глупо, но правда. Как мы оба осторожничаем! Повисшее в комнате напряжение просто не давало дышать.
Я достала из шкафа тарелки, из холодильника – колу и налила себе, а Ричарду – стакан холодной воды. Он газированных напитков не пьет, и я держу в холодильнике кувшин с водой специального для него. Когда я ставила стаканы на стол, у меня перехватило горло.
Он положил приборы. Мы двигались в тесноте кухни как танцоры, зная, где находится партнер, и не сталкиваясь иначе, как намеренно. Сегодня мы не соприкасались. Свет зажигать не стали, кухня была освещена только лампой из гостиной, погружена в полумрак. Как пещера. Будто никому из нас не нужно было смотреть.
Наконец мы сели и стали глядеть друг на друга поверх тарелок: свинина для меня, цыплята для Ричарда. Квартиру наполнил запах горячей китайской еды, как правило – теплый и успокаивающий. Сегодня меня от него подташнивало. На тарелке передо мной лежала двойная порция крабового мяса, а блюдце Ричард наполнил кисло-сладким соусом. Мы так всегда ели китайскую еду – макая в общую тарелку с соусом. А, черт!
Шоколадно-карие глаза глядели на меня. Мне предстояло начинать первой, а мне не хотелось.
– А это все собаки на тебя так реагируют?
– Нет, только доминанты.
Тут я вытаращила глаза:
– Крем для тебя доминант?
– Он так считает.
– Рискованно, – заметила я.
Он улыбнулся.
– Я собак не ем.
– Да, нет, я не в том смы.. а, ладно. – Раз это все равно предстоит, начнем сейчас. – Почему ты мне не рассказал про Маркуса?
– Не хотел тебя втягивать.
– Почему?
– Жан-Клод втянул тебя в свои разборки с Николаос. Ты мне говорила, как это было тебя неприятно. Если я тебя втравлю помогать мне против Маркуса, в чем разница?
– Это не одно и то же, – возразила я.
– Каким образом? Я не хочу тебя эксплуатировать, как Жан-Клод. И никогда не буду.
– Если я иду добровольно, это не эксплуатация.
– И что ты собираешься сделать? Убить его?
В голосе Ричарда слышалась горечь, злость.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты можешь снять жакет, я все равно видел пистолет.
Я открыла рот, чтобы возразить, – и закрыла. Посреди перепалки объяснять, что я хотела для него хорошо выглядеть, было бы просто глупо. Я встала и сняла жакет, потом тщательно повесила его на спинку стула. Это заняло много времени.
– Так, теперь ты доволен?
– У тебя пистолет – это ответ на все?
– С чего вдруг тебя стало напрягать, что я ношу пистолет?
– Альфред был моим другом.
Это меня остановило. Мне даже в голову не приходило, что Ричард может любить Альфреда.
– Я не знала, что он твой друг.
– А что, вышло бы по-другому?
Я обдумала вопрос.
– Быть может.
– Не было нужды его убивать.
– Этот разговор у меня уже был ночью с Маркусом. Ричард, они не оставили мне выбора. Я его предупредила, и не раз.
– Я об этом слышал. Вся стая только об этом и гудит. Как ты не уступила, как отвергла протекцию Маркуса, как застрелила одного из нас. – Он покачал головой. – Да, это на всех произвело впечатление.
– Я это сделала не ради впечатления.
Он глубоко вздохнул:
– Знаю, и это меня пугает.
– Ты боишься меня?
– За тебя, – ответил он. Злость в его глазах исчезла, а то, что ее сменило, – это был страх.
– Я могу за себя постоять, Ричард.
– Ты не понимаешь, что сделала этой ночью.
– Мне жаль, что Альфред оказался твоим другом. Честно говоря, он не показался мне тем, кого ты выбрал бы в друзья.
– Я знаю, что он был хулиган и бойцовый пес Маркуса, но был из моих, которых я защищаю.
– Маркус очень мало занимался этой ночью защитой, Ричард. Он куда больше интересовался своей мелочной борьбой за власть, чем жизнью Альфреда.
– Я сегодня утром заехал к Ирвингу.
Эти слова повисли между нами в воздухе. Настал мой черед разозлиться.
– Ты его тронул?
– Если и да, то это мое право самца бета.
Я встала, упираясь ладонями в стол.
– Если да, то у нас дело словам не ограничится.
– Ты и в меня станешь стрелять?
Я посмотрела на него, на эти чудные волосы, уперлась глазами в свитер – и кивнула.
– Если буду вынуждена.
– Ты готова меня убить.
– Нет, убить – нет. Но ранить – да.
– Чтобы оберечь Ирвинга, ты готова навести на меня пистолет. – Он откинулся в кресле, скрестив руки на груди, и лицо у него и злобное, и заинтересованное.
– Ирвинг просил меня моей защиты. Я ее предложила.
– Так он мне и сказал сегодня утром.
– Ты его наказал?
Он долго смотрел на меня, потом произнес:
– Нет, я его не трогал.
Я шумно выдохнула – оказывается, я задерживала дыхание – и опустилась на стул.
– Ты и в самом деле пошла бы против меня, чтобы его защитить! Вот уж не ожидал.
– Ничего смешного тут нет. Ирвинг оказался меж двух огней: Маркус ему сказал, что ему будет плохо, если он меня не позовет, а ты сказал, что ему будет плохо, если только попробует меня позвать. Не очень справедливо.
– В стае очень много несправедливого, Анита.
– В жизни тоже. Так что из этого?
– Когда Ирвинг мне сказал, что он под твоей защитой, я его не тронул. Но я не верил, что ты, в самом деле, можешь в меня стрелять.
– Я знаю Ирвинга гораздо дольше, тем тебя.
Он наклонился, опираясь руками на стол.
– Но ведь встречаешься ты не с ним?
Я пожала плечами. А что тут скажешь?
– Я все еще твой жених, или ночное крещение огнем отбило у тебя охоту со мной встречаться?
– Ты участвуешь в борьбе не на жизнь, а насмерть, и ничего мне не сказал. Если ты от меня скрываешь такие вещи, что же это за отношения?