— Не думаю, что подобные вещи должны касаться меня, — ответила Шина.
— Вас не касается, — мягко спросил маркиз, — что первый человек во всем цивилизованном мире у ваших ног? Он любит вас, Шина! Он любит вас!
В том, как он это сказал, в его голосе было что-то пугающее.
— Вы лжете! — воскликнула Шина, поворачиваясь к нему с внезапной вспышкой гнева в глазах, от чего маркиз попятился назад, прежде чем понял это. — Вы лжете! — повторила она. — Но даже если бы это была правда, я не желаю ее слушать. Король женат, женат на королеве Екатерине, и я презираю любого мужчину, кем бы он ни был, который ушел от своей супруги, соединенной с ним церковью и государством, к другой женщине.
Шина чуть ли не выкрикнула эти слова, и прежде чем маркиз успел ответить, прежде чем он смог прийти в себя от изумления ее выпадом, она повернулась и направилась дальше по коридору, распрямив свои хрупкие плечики и высоко подняв голову.
Маркиз даже не попытался последовать за ней. Он проводил ее взглядом, пока она не скрылась из виду, и когда выражение крайнего удивления медленно ушло с его лица, он улыбнулся, но не приветливой улыбкой, а той, которая дала бы повод Шине, заметь она ее, серьезно задуматься, Шина была вне себя от гнева. Она закрывала глаза на многие крайности во дворце, на откровенную безнравственность придворных и королевских фрейлин, она даже не слушала бесчисленные истории Мэгги, которыми та ее потчевала. Но она никогда не предполагала, что сама окажется замешанной в такой жалкой интрижке, Даже если это всего лишь безумная выдумка, родившаяся в голове маркиза, подумала Шина, все равно возмутительно, что он посмел рассказать ей об этом. В девушке проснулась ее шотландская гордость, и она гневно сказала себе, что не позволит втянуть себя в грязные интриги или непристойные любовные утехи.
Но если допустить, что все это правда, то маркиз все равно не имел права рассказывать ей об этом. Если это правда! Вопрос заставил ее остановиться. Возможно ли, чтобы король был в нее влюблен? Если это действительно так, что она может поделать?
Шина немного постояла, а затем пошла дальше с высоко поднятой головой, как и раньше. Это просто не может быть правдой, говорила она своей неспокойной совести. А если и может, то единственный выход — не обращать никакого внимания. Ей казалось, что сам дьявол шептал ей на ухо:
» Если это правда, то как легко тебе будет выяснить все, что хочет узнать твой отец! Как легко, таким образом, ты сможешь оказать услугу родной Шотландии!«
— Нет! Нет!
Не осознавая, что делает, Шина произнесла эти слова вслух. Спустившись по лестнице, Шина вдруг оказалась в компании друзей Марии Стюарт, которая также была там.
Она увидела Шину и протянула руку.
— Пойдемте с нами, Шина, — воскликнула она. — Вы будете судьей. Я знаю, что выиграю — я всегда выигрываю, — но его королевское высочество вынудил меня согласиться на принятие невыгодного положения, Это нечестно, клянусь, совершенно нечестно!
Смеясь и болтая, юная королева в сопровождении своих друзей направилась в парк. Она не заметила, что Шина даже не попыталась ответить ей. Дофин, который выглядел бледнее обычного и явно нуждался скорее в отдыхе, чем в игре, шел рядом с ней, но было очевидно, что ему не хотелось говорить, и он довольствовался веселым, задорным голосом своей невесты.
Они шли к лужайкам, и вдруг Шина почувствовала чью-то руку на своем плече, и голос сказал:
— Ее светлость герцогиня де Валентинуа желает побеседовать с вами, мистрисс Маккрэгган.
— Ее светлость герцогиня?
— Да, в своих покоях. Я искал вас, и ваша горничная сказала, что вы здесь.
— Она хочет видеть меня прямо сейчас? — спросила Шина.
— Да, сударыня, — ответил придворный.
Шина отошла от веселой толпы. Никто не заметил ее ухода, и она пошла тем же путем, каким и пришла сюда, в сопровождении седовласого мужчины, который ее искал.
Шина поняла, что никогда не была в этой части дворца. Апартаменты здесь были просто великолепны. Вместе со своим спутником она прошла через целую анфиладу комнат. Затем ее сопровождающий остановился и постучал в дверь.
— Entrez! [1] .
Он оставил ее ненадолго одну, затем вернулся, открыл дверь и пригласил войти. Шина оказалась в большой комнате с высокими окнами и балконом, выходившим в парк. Шина увидела огромную кровать под балдахином, искусно задрапированную и увенчанную фризом из искусно выгравированных золотых купидонов.
Словно это вызывало в Шине чувство неловкости, она отвела взор, и герцогиня, в белом платье, украшенном черным и белым жемчугом, подошла к ней. Она улыбнулась, и Шина сделала реверанс, так быстро, как только это было возможно. Она не могла не испытывать враждебность к герцогине, хотя та была настолько прекрасна, что короля было нетрудно простить за связь с ней, которая продолжалась так много лет.
— Ах, мистрисс Маккрэгган — нет, думаю, что все-таки будет лучше называть вас Шиной, если вы, конечно, не возражаете, — начала герцогиня. — Я рада, что вы пришли. Мне давно хочется поговорить с вами.
Она показала рукой на диван у окна, и в это время раздался стук в дверь, противоположную той, в которую вошла Шина. Появилась горничная и что-то сказала герцогине, которая воскликнула:
— О Боже! Я забыла, что просила его зайти сегодня.
Герцогиня де Валентинуа повернулась к Шине:
— Прошу прощения, дорогая, но я должна оставить вас на несколько минут. Королевский ювелир принес ожерелье, он хочет, чтобы я на него взглянула. Это особый подарок короля к моему дню рождения, поэтому я не могу не принять ювелира. Вы бы не могли подождать меня немного?
— Я всецело к вашим услугам, мадам, — холодно ответила Шина.
Герцогиня с утонченным изяществом направилась к двери и вышла из комнаты. Оставшись одна, Шина встала и огляделась. На стенах висели три картины известных художников которые в качестве модели для главных фигур композиции выбрали герцогиню де Валентинуа.
Можно было безошибочно узнать ее в Богине Диане, трудно не разглядеть ее черты в великолепной скульптуре, которая стояла в углу, или же на эмалях, украшавших камин. В любом направлении, куда бы ни посмотрел посетитель, везде он увидел бы красивое лицо, навсегда пленившее сердце короля Франции.
Инстинктивно Шина подняла голову и посмотрела на потолок, ожидая увидеть изображение герцогини среди изящной лепнины. Но вместо этого се взгляду предстали причудливо переплетенные буквы» Г»и «Д», которыми король в знак своей любви украшал каждый дворец, в котором он и его любовница когда-либо бывали.
Монограмма очень умно подобрана, с улыбкой подумала Шина и представила себе, что вряд ли найдется при дворе короля Франции еще одна женщина, которую бы так же нежно любили, как Диану де Пуатье.