Аманда повернулась к брату.
– И что мы должны будем делать?
– Прежде всего прилететь на место. Джексон все спланировал, но он пишет, что хотел бы лично дать нам все инструкции. Ты должна встретиться с ним в Ницце, и он скажет, что тебе делать.
– Джексон приедет в Ниццу? – Она почувствовала, как у нее екнуло сердце от страха. – Вернон, мне это не нравится. Я не хочу жить отдельно от тебя. Я боюсь этого Макса Мэнтона.
– И кто сейчас занимается пустой болтовней? – пошутил над ней Вернон.
– Да, ты прав. Я всегда сама не своя накануне дела. Но на сей раз я чувствую, что все будет прекрасно. Сколько, ты сказал, мы можем взять?
– Не меньше двадцати пяти тысяч фунтов. Конечно, мы примем во внимание все неотложные случаи.
– Они все неотложные. Мы лишь выбираем те из них, которые и вправду не терпят никаких отлагательств.
– Хотел бы я на это надеяться. Но ведь мы не сможем выплатить два миллиона, если не больше?
– Мы заботимся лишь о наших людях. Дорогой старой Гейли, нашей гувернантке, мы высылаем тысячу фунтов; Нанни Браун – жалкие пятьсот фунтов. Это были все ее сбережения. Я помню, как папа сказал: «Дай их мне, Нанни; я не только сохраню их, я их удвою до того, как они действительно тебе понадобятся».
– Не надо, Аманда! – почти прокричал Вернон. – Мы говорили об этом сотни раз, и я больше не могу об этом слышать. Ты не хуже меня знаешь, что я всегда был против таких поспешных поступков, особенно со стороны людей вроде Нанни.
Повинуясь внезапному порыву, сестра взяла его за руку.
– Я знаю, дорогой, – сказала она, – и я люблю тебя за это. Так прекрасно, когда мужчина способен чувствовать так сильно.
– Черт, я виню себя за то, что втянул тебя в это дело. Но Джексон уверял, что не имеет никакого значения, мы с тобой или я один осуществим операцию.
– Джексон! Джексон! – раздраженно повторила Аманда. – Он словно бог, сидит где-то наверху и манипулирует нами с помощью пульта дистанционного управления. Мы не можем ни жить, ни дышать, ни есть, ни спать без позволения Джексона. А ведь я говорила тебе, что даже не помню, как он выглядит.
– Скоро ты его увидишь. Он пишет, что ему лучше и он уже снова учится ходить.
– Я видела его дважды. Однажды, когда ты приехал в отпуск, ты привел его к ужину. В тот вечер мне нужно было куда-то уходить, и я только поздоровалась с ним. Помню, потом я все время думала, что лучше мне было бы остаться дома.
– А второй раз? – спросил Вернон.
– Это было уже после того, как ты решился на мое участие в деле. Он зашел навестить нас уже после того, как дом на Керзон-стрит был продан. Джексон предупреждал, что может зайти, но просил не делать никаких специальных приготовлений.
Аманда замолчала, погрузившись в воспоминания.
– Мы уже собирались ложиться, – снова заговорила она, – когда раздался звонок в дверь. Я не ожидала, что он будет на носилках. Для меня это было настоящим шоком. Казалось, на его лице жили только глаза: большие, глубокие. Его гипнотический взгляд испугал меня. Он произнес: «Вы все сделаете, особенно если вы так хороши, как говорит ваш брат». Я была вне себя, но не могла же я нагрубить больному человеку?
– Джексон всегда был резковат, – сказал Вернон. – Теперь и я припоминаю, что в тот раз он был не слишком любезен. Он сказал, как мы должны действовать в нашем первом деле Каннингема Смита, а затем заявил: «Мы не должны больше видеться. Это слишком опасно. Но я буду присылать вам все необходимые инструкции. Ваше дело – лишь выполнять их!»
– Но это настоящая тирания! – воскликнула Аманда.
– Он казался таким больным, – вспомнил Вернон, – что я усомнился, получим ли мы от него что-нибудь, кроме завещания.
– Я испытывала в его присутствии только леденящий страх. Мне стало легче только тогда, когда он попросил позвать своего слугу и удалился.
– Хорошо еще, что в том доме был большой лифт!
– Это было излишне театрально. Почему мы не могли зайти к нему?
– Если кто-нибудь увидел бы, как мы направляемся к нему, нас могли заподозрить в знакомстве с ним. А этого Джексон всячески старался избежать.
– Мне он не нравится! – горячо воскликнула Аманда. – Я понимаю, что он оказал нам огромную услугу и что мы должны быть ему благодарны! Но, сказать по правде, мне не хотелось бы встречаться с ним еще раз.
– Ты не должна судить о нем по тому, как он вел себя в тот вечер, – заметил Вернон. – На его месте любой другой остался бы в постели. Но не Джексон. Это, бесспорно, свидетельствует о его мужестве.
– Я согласна, – не без раздражения вынуждена была добавить Аманда, – и все же, не знаю почему, но я боюсь того, что нам предстоит сделать.
– Глупости! – резко бросил Вернон, но в его голосе тоже чувствовалось беспокойство.
– Нам так везло пока. Стоит продолжать? – выговорила Аманда.
– Нет, если ты этого не хочешь.
– Конечно, хочу. Джексон давал нам возможность хоть понемногу помогать каждому нашему подопечному. Если мы получим больше, мы сможем увеличить выплаты.
– Это рискованно, – ответил Вернон. – Каждый может выиграть в лотерею или получить вознаграждение за свое хорошее отношение к незнакомцу, когда тот был еще ребенком, но постоянные подарки такого рода привлекут внимание газет, и что тогда?
– О, Джексон знает ответы на все вопросы, – устало проговорила Аманда. – Я это прекрасно понимаю.
– На что же ты тогда жалуешься? О Боже! Если бы только я не сломал тогда так по-дурацки ногу, я смог бы сделать все один, а ты бы спокойно вернулась в Англию.
Аманда улыбнулась.
– У меня такое чувство, что я буду тебе очень полезна.
– Что ж, будем надеяться, – сказал Вернон. – Если мы справимся с этим делом, то уйдем на покой. Подумай, как это было бы здорово! Мы вернемся в Англию, найдем работу, перестанем вздрагивать при встрече со случайным полицейским. У меня никогда не было такого сочувствия к мошенникам, как сейчас.
Аманда наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Я люблю тебя. Ты самый дорогой для меня человек во всем мире, и, знаешь, несмотря ни на что, последние месяцы были очень волнующими. Не то что работать секретаршей в какой-нибудь ужасной конторе.
– Думаю, что опасность, которой мы подвергаемся, избавляет нас от чувства вины, – сказал Вернон.
– У меня нет никакого чувства вины, – прервала его Аманда. – Эти люди обманули папу, довели его до банкротства и самоубийства. – Ее голос оборвался на полуслове, однако она продолжала, не обращая внимания на брызнувшие из глаз слезы: – Они могли спасти его. Все они богаты, но никто не захотел рисковать своими деньгами. И почти все они выгодно продали свои акции. А когда фирма обанкротилась, никто из них не пострадал.