— Нет, а что? — спросила Изабелла.
— А вот что: в нем я храню одежду, в которой была, когда совершила побег из монастыря. Белое платье и темный плащ — именно в них я была, когда перелезала через стену, а потом через открытую дверцу забралась в карету монсеньера.
Изабелла слегка вздрогнула.
— Немедленно выбросьте чемодан и забудьте об этих вещах, — проговорила она. — Все это уже в прошлом.
— Ни за что. Мне нравится вспоминать свою жизнь в монастыре, поэтому иногда и разглядываю свою старую одежду, — ответила девушка. — Она — это часть меня, и, вероятнее всего, наиболее правдивая часть, если сравнить с теми чудесными платьями, которые вы накупили мне в огромном количестве и в которых я только и делаю, что лгу всем и каждому.
У Изабеллы был смущенный вид.
— Для вас, дитя мое, было бы лучше всего не воспринимать эти обстоятельства столь серьезно, — сказала она. — Пойдемте со мной, нам обязательно требуется разработать план на сегодняшний день. Так, сегодняшний вечер уже весь расписан… А где же мы будем сегодня обедать?
— У принцессы де Фремон, — ответил Хьюго. — Она дает большой званый обед, и я предполагаю, затем будут предложены всевозможные увеселения.
— Ах, да, принцесса де Фремон, — проговорила леди Изабелла, — теперь я вспоминаю. Никак не могу собраться с мыслями и вспомнить, встречались ли мы с ней когда-нибудь, но, по-моему, это ужасно скучная особа.
— А мы обязательно должны быть у нее? — поинтересовалась девушка.
— Боюсь, что Себастьян будет настаивать на этом, — заметил Хьюго. — Его светлость чрезвычайно заинтересован в дружеских отношениях с этой принцессой.
— Интересно, почему? — удивилась леди Изабелла. — Он выглядит сейчас очень уставшим.
Хьюго Уолтхем, разумеется, знал истинную причину этого визита, но решил, что политика — это, по сути дела, и есть искусство говорить как можно меньше.
— Еще раз уверяю вас, что Себастьян наверняка захочет пойти к ней, — ответил он, не вдаваясь в причины.
— В таком случае нам, разумеется, нечего и спорить по этому поводу, — согласилась Аме.
— Конечно, вы правы, — проговорила леди Изабелла с нотками тонкой иронии в голосе.
Затем она бросила быстрый взгляд на часы, стоявшие на каминной полке, и вскрикнула:
— Боже мой, уже почти полдень, а я все еще не одета!
Ведь Леонард будет ждать, чтобы сделать мне прическу.
Воистину, время летит слишком быстро.
Она встала с кресла, говоря это, а затем, все еще сжимая в руках карточки с приглашениями, поспешно вышла из комнаты, оставляя после себя тонкий аромат чудесных экзотических духов. Хьюго открыл дверь перед леди Изабеллой, а когда она вышла, вновь прикрыл ее.
Когда он закрывал дверь, то заметил, что Изабелла обронила свой носовой платок — крошечный квадратик, обшитый по краю кружевами; в уголке этого платка были вышиты инициалы Изабеллы Беррингтон, а под ними — корона.
Хьюго тотчас поднял его с пола и несколько секунд смотрел на этот кусочек батиста. Затем пальцы Хьюго медленно сомкнулись, сжимая платок леди Изабеллы.
Внезапно вид у него стал смущенным: он совсем забыл о том, что Аме все время оставалась в комнате, примостившись на подлокотнике кресла и устремив на него взгляд.
— Леди Изабелла обронила свой носовой платок, — без особой нужды сообщил он девушке.
— Вы любите ее! — тихо воскликнула Аме.
Хьюго замер на месте; кровь у него прилила к лицу и предательским румянцем выступила на щеках.
— Что вы имеете в виду? — запинаясь, спросил он.
— Вы любите ее, — повторила девушка. — Я догадалась об этом еще несколько дней назад, когда заметила, как вы смотрите на нее; и теперь вот, минуту назад, когда вы подняли с пола ее платок, у меня появилась полная уверенность в этом.
— Но вы ведь не расскажете об этом? — прервал ее Хьюго. — Вы ничего не скажите ей?
— Ну конечно же, нет, — успокоила его Аме. — Это ваша тайна.
Хьюго тяжело вздохнул.
— Я влюбился в нее с первого взгляда, — признался он, — но об этом никто и никогда не узнает.
— Леди Изабелла могла бы гордиться и радоваться тому, что ее полюбил такой человек, как вы, месье Хьюго, — тихо проговорила девушка.
— Вы говорите, она могла бы гордиться! — Хьюго глухо рассмеялся. — Гордиться! — повторил он еще раз. — А известно ли вам ее отношение к этому? Ведь есть десятки, да что там десятки — сотни мужчин, влюбленных в эту женщину. Причем мужчин богатых и обладающих властью. Всем известно, что в прошлом году она отказала герцогу Севильскому, маркизу Ставерлейскому и Ричарду Ядлею, тому самому, который является наследником миллионов старого Ядлея. Я глубоко убежден в том, что полюбить ее — значит стать предметом всеобщих шуток, чем-то вроде того, о чем пишут в бесчисленных памфлетах, которые распространяются сейчас по Парижу.
— Не думаю, что любовь когда-нибудь может стать предметом для шуток, — ответила Аме. — Я считаю, что леди Изабелла никогда не позволила бы себе посмеяться над вами.
— А я никогда и не рискнул бы открыться ей, — проговорил Хьюго. — И вы обязательно должны обещать мне, поклясться всем святым, что существует для вас на этом свете — что никогда даже не намекнете ей об этом.
— Я обещаю, — ответила Аме, — хотя мне кажется, месье Хьюго, что вы совершенно не понимаете, как леди Изабелла несчастна. Она нуждается в любви и не может найти того, кто был бы ей мил. Вполне возможно, что именно в вашей любви она и нуждается более всего, хотя сама этого не знает.
— В моей любви! — Хьюго вновь рассмеялся. — А что, интересно, я мог бы предложить ей? За исключением того жалованья, которое мне платит его светлость, у меня больше нет ни пенни. Отец мой застрелился после того, как проиграл громадную сумму, исчисляемую в сто тысяч фунтов стерлингов. Да, конечно, вы не знаете имени своего отца, но хочу заверить вас, Аме, что гораздо лучше оставаться круглым сиротой, чем знать, что ты являешься сыном мота и прожигателя жизни, чья безрассудная страсть к картам превратила его в безответственного субъекта, которого не волновало даже будущее его семьи.
— Бедный месье Хьюго, как вы, должно быть, страдали все эти годы, — проговорила Аме.
— Не так сильно, как мог бы, — ответил Хьюго. — Это правда, я действительно вынужден был отказаться от многого интересного и любопытного в своей жизни, доступного для людей моего возраста и моего положения, но во многих других отношениях я оказался в гораздо более выгодном положении, чем они. Меня никто не мог оторвать от моих книг, я получил образование сначала в школе, а затем в университете, и в результате мои занятия принесли мне счастье. И вот, наверное, потому, что я так сильно ценил эти вещи, боги, которые любят посмеяться над людьми, привели в мою жизнь Изабеллу, дабы показать, что на самом деле я такой же, как и большинство моих непутевых друзей.