– Ты самая мудрая женщина из тех, кого я знаю, – ответил лорд Манвилл, помогая вдове сесть в карету.

Карета была старомодной, с мягкой обивкой сидений, с кучером и двумя лакеями в ливреях ярких цветов с гербовыми пуговицами; эти люди поседели на службе у вдовы.

Они приветствовали лорда Манвилла сияющими улыбками, когда тот спросил, как у них дела, и не забыл осведомиться об их женах и детях. Затем он отошел чуть в сторону, и экипаж тронулся. Старая леди рукой в перчатке помахала лорду из окна.

Едва экипаж скрылся из виду, как появились конюхи, ведя Грома – горячего жеребца в белых яблоках; он становился на дыбы, гарцевал и брыкался, чтобы продемонстрировать свою независимость.

Дворецкий протянул лорду Манвиллу цилиндр и хлыст. Посадка в седло представляла некоторую трудность, но прошла успешно, так как в присутствии лорда Гром несколько успокоился, и они тронулись по направлению к парку.

Лорду Манвиллу надо было о многом подумать, когда он ехал рысью по Холл-стрит. Он проигнорировал приветствия нескольких знакомых, пока достиг Парк-Лейн. Затем он въехал в Гайд-парк через Стенхопские ворота и сразу на въезде услышал бой Биг Бена и понял, что, несмотря на все заминки, происшедшие этим утром, несмотря на своих неожиданных посетителей, он все равно успевает на встречу с Лэйс возле статуи Ахилла.

Уголки его иронически изогнутых губ слегка приподнялись при мысли о ней. Она выглядела очень соблазнительно, со своими темными волосами и восточного разреза глазами, которые, казалось, таили в себе намек на какую-то тайну. Лорду Манвиллу пока еще не удалось выяснить правды ни о ее происхождении, ни о ее прошлом. Всегда проходит некоторое время, прежде чем женщины начинают рассказывать о себе. Хотя все это его не очень-то интересовало.

Бесспорным представлялось лишь одно обстоятельство: верхом она ездила превосходно. Он уже решил, что должен купить ей коня, который был бы достоин ее красоты и являлся предметом зависти ее друзей. Он помнил, что Лэйс уже говорила ему об одном коне, который ей нравился, но забыл, где она видела его. Возможно, это было в Таттерсолзе.

«Не забыть бы заглянуть в каталог», – сказал он себе.

Он подумал о том, что ему нравится тратить деньги на Лэйс. Она была новым приобретением и уже неплохо проявила свою благодарность за серьги с бриллиантами, которые он ей подарил. Лорд Манвилл знал, что ему довольно скоро придется пополнить ее коллекцию.

Деньги для него не имели значения: он был богат. Он мог позволить себе любые траты, и, если женщина была приятна ему, он охотно платил за свои развлечения. Он вспомнил тревогу на лице своей бабушки, когда она говорила о леди Бромптон.

«Это в последний раз, – сказал он себе, – когда я имел дело с кем-либо, принадлежащим к моему классу. Это всегда связано с неприятностями».

Тем не менее приключение это было возбуждающим и захватывающим, потому что попирало установленные нормы. Но теперь появилась Лэйс с ее завораживающими глазами и манящими алыми губами. И они не были связаны никакими светскими условностями.

Было приятно думать о том, что он вновь ее увидит. Лорд Манвилл слегка подбодрил Грома хлыстом и продолжил свой путь к статуе Ахилла.

Глава IV

Въехав на Пегасе в Гайд-парк через мраморную арку, Кандида с интересом огляделась.

Слева от нее была Парк-Лейн, где, как она уже знала, находились дома знати. А в парке среди клумб, полных ярких цветов, под большими деревьями с распускавшимися весенними листьями она увидела и самих аристократов, сидящих в сверкающих каретах, запряженных великолепными лошадьми, или гуляющих по мягкой траве.

Кандида с восторгом глазела на джентльменов в цилиндрах с коричневыми тростями с золотыми набалдашниками, на элегантных леди, чьи кринолины соблазнительно покачивались, когда они шли.

«Это и есть… – возбужденно подумала она, – Лондон!»

Это был тот веселый мир, о котором она слышала так много, но который до сих пор никогда не видела.

Но все же Кандида уже три недели жила в Лондоне, и эти три недели были самым странным временем в ее жизни. В ту ночь, когда она приехала, миссис Клинтон сказала:

– Надеюсь, вы понимаете, дорогуша, что не можете ни с кем встречаться, пока не одеты должным образом.

– Значит ли это, что я не могу кататься на Пегасе? – быстро спросила Кандида.

– Конечно, нет, – вмешался майор Хупер. – Над Пегасом в моих конюшнях должны еще немало потрудиться, но вы должны держать его в форме. Я сделаю так, что вы будете кататься рано утром. Люди обычно встают лишь тогда, когда в воздухе поднимется достаточно пыли.

Кандида засмеялась этой шутке, присоединилась к миссис Клинтон.

– Да, это верно, – согласилась она. – И Кандида поймет, что программа, которую я для нее запланировала, возможно, скучна, но стоит того, чтобы ее придерживаться.

Кандида не понимала, что тогда имела в виду миссис Клинтон. Сначала она подумала, что ее постоянно будут держать взаперти, выпуская лишь для верховой езды, и надеялась, что ей удастся как-нибудь раздобыть книги, чтобы заполнить время. Но она зря беспокоилась: оказалось, что практически весь день был чем-нибудь занят, а к тому моменту, когда ей удавалось выкроить несколько свободных минут, Кандида чувствовала себя слишком усталой, чтобы читать.

Ее будили в пять утра, а в половине шестого майор Хупер, иногда один, иногда в сопровождении конюхов, ехавших на других лошадях, отправлялся с ней в Ридженс-парк.

Пегас мог сколько душе угодно скакать галопом, а Кандиде нравились бледная дымка, висевшая над водой, пышно расцветавшие кустарники, аромат сирени, розовые и белые цветы на земле.

– Я и понятия не имела, что Лондон может быть так мил! – не раз восклицала она, и майор Хупер улыбался ее воодушевлению.

К тому времени, когда улицы начинали заполняться телегами, повозками мясников, молочников со своими сонными пони и булочников, громкими криками предлагавших свой товар, Кандида возвращалась в школу верховой езды.

Там она помогала майору Хуперу работать с молодыми лошадьми, на которых женщинам невозможно было ездить, пока их должным образом не укрощали, заставляя привыкнуть к дамскому седлу. Их учили гордо вышагивать по булыжной мостовой и не пугаться незнакомых предметов. Кандида поняла, что это трудная работа.

Миссис Клинтон дала ей амазонку, которую можно было надевать на утренние прогулки верхом. Сшитая из темно-синего тяжелого габардина с атласными отворотами, она показалась Кандиде великолепной. Но миссис Клинтон презрительно сказала:

– Это лишь рабочая одежда, вам понадобится нечто совершенно иное для настоящего выезда в Гайд-парк.

Сначала, пока для нее не изготовили новую пару, Кандиде пришлось носить свои ужасные, старые, готовые развалиться ботинки. В первое же утро, когда она появилась в них, майор Хупер сказал: