Она похлопала себя по крутому бедру. Лежать с мечом было явно неловко, но Лиска лежала, даже возлежала, хотя возлежать при оружии было еще неудобнее.
— Видел? Ты раб, которому я могу отрезать уши, вырвать язык, выколоть глаза.
— Во злобная, — ответил Олег равнодушно. — Как у тебя с почками, не побаливают? Я волхв, знаю, почему собаки к весне бесятся. Скотину даже лечить могу. Диких лечил! Тоже твари, иные даже очень твари. Я их люблю, они счастливее нас, людей.
Лиска насторожилась, вскинула брови:
— Что ты мелешь?
— Звери в самом деле счастливее. Живут счастливо, просто живут, о завтрашнем дне не думают. Ты вон знаешь, что завтра тебя будет мучить совесть, хорошо бы заела насмерть, а звери разве мучаются? Возьми лису, которая хитрейшая из зверей, или ту же змею, что навроде мудрейшая из тварей! Разве заглядывают в день завтрашний? Или хотя бы на час вперед? Жизнь их стала бы черной как сажа. Лиса взвыла бы от тоски и утопла, а змея повесилась бы, хотя как змее повеситься, не могу себе представить… А ты? Тебе должно быть виднее.
Она странно смотрела на него. Рот приоткрылся, она почти не дышала. Наконец опомнилась.
— Ты в самом деле… волхв. Ни от кого еще не слыхивала таких умных… и непонятных речей. Ты зришь в самую суть.
Олег, сам сбитый с толку, на всякий случай кивнул:
— А чо? Работа такая. Кто что умеет. Ты — только кожу портить да ранить, а я и лечить. Ежели что надо, только скажи. Я добрый, правда. Полечу. На людей кидаться перестанешь. И от людей тебе, соответственно, появится хоть какое-то, но все-таки уваженьице. Глядишь, и замуж возьмут. Не прынцы, правда, но и калеки тоже люди, верно?
Она подпрыгнула, разметав шкуры, снова стала прежней — злой, взъерошенной, со сверкающими глазами.
— Раб! Чтобы только поцеловать мне сапог, бились насмерть знатные мужи!
Она рухнула на ложе, грудь ее часто вздымалась. Олег сказал успокаивающе:
— Это ничо… Бывает. Один козу целовал, Таргитай кота за домового принял, сутки заикался. Зато не пел, правда. А тут по этой чертовой жаре… В здравом уме кто станет на человека кидаться с плетью?
Она отшвырнула плеть, но взамен вытащила меч. Красные блики из пылающего камина пробежали по лезвию. Ее улыбка была такой же острой и холодной.
— Поможет ли твоя отвага, если с перебитыми костями тебя бросят голодным псам?
Олег вздрогнул. В чем его только не обвиняли, но в отваге даже не заподозрили. Чудно, что все еще не упал, оцепенев от ужаса. Отупел от удара дубиной?
— Только не насильничай, — повторил он. Плечи зябко передернулись. — Стыдно признаться, но я в самом деле еще голой женщины не видывал. То учеба, то скитания, то интересное что-то, а в жизни ведь все интереснее, чем эти бабы, верно? Вот ты не баба, меня поймешь. Ты зверюка лютая, воин бесстрашный! В тебе нет ничего женского, вон какая отважная и злая!
Она скрипнула зубами, хлопнула в ладони. В дверь просунулась голова угрюмого стража. Лиска повелительным жестом отправила обратно, повернулась к пленнику:
— Я вижу, чего ты добиваешься! Грязное животное! Даже в смертный час… нет, в последние смертные минуты думаешь о грязных утехах!
— Какие ж это утехи? — возразил Олег. — Как погляжу, как другие цветы им рвут, ни за что заморских птах бьют, все заради перьев, дурные песни для них слагают… Я уж лучше бы с козой. Громобой после женитьбы даже пел: кабы знал, кабы знал — на козе б женился! Утром встал, пое… гм… поцеловал, молока б напился! Но в нашем селе коз нету. А в вашем?
— В нашем тоже нет, — процедила она. — Наши мужчины коз только доят! Доят и ничего больше!
Олег лежал на полу в своей каморке. Сырая глина приятно холодила разгоряченное тело. Он дышал медленно, почти вогнал себя в сон. Перед внутренним взором проплывали верхние поверхи, комнаты слуг, кухня, затем пошли тайные залы, куда Гольш не разрешал заходить лесным людям.
Медленно проступила, дрожа и расплываясь, комната Гольша. Дверь на площадку была распахнута, оттуда сияло синее небо. Агимас переворачивал столы, расшвыривал свертки с книгами, лишь пучки трав мял, нюхал, некоторые даже лизал, но почти все вышвыривал через зияющий дверной проем, а ветер услужливо уносил.
Не шевеля губами, Олег сказал отчетливо:
— Мрак, у них двадцать два воина, три помощника Агимаса и сам Агимас. Он наверху, а тех носит по башне. Я высмотрел, куда отнесли твою секиру и золотой Меч. Мою дверь охраняют двое, как и твою. На ступеньке из подвала сидят еще двое. Им видно всех шестерых…
Голос Мрака донесся злой, насмешливый:
— Шестерых? Тарха сторожат тоже двое?
— Да ладно тебе, Мрак. Зато отвлекут силы.
В ушах прозвучало примирительное:
— Лад…но. Эта овца ежели озвереет, львов лупит как зайцев. Кагана все-таки он — как бог черепаху!
— Мрак, — сказал Олег тихо. Он не отрывал лица от пола и не шевелил губами, на случай если Агимас наблюдает. — Вырваться не просто, но я могу взломать дверь…
Голова Олега едва не лопнула от яростного вопля оборотня:
— Ты?.. Я сто раз пробовал!
— Да не головой я, не головой. И не кулаками. Нет, ногами тоже… И задом не стучал! Я вообще не кидался на дверь, но чую, что смогу. Не кинуться, а снести с петель! Как ты снес бы двери в собачьей будке. Может быть, даже в двух собачьих будках.
В ушах раздался рык:
— Не трепи языком, волхв! Выбей мою дверь, а дальше я сам.
— Мрак, говори тише. Выбить двери просто, но стражи поднимут крик. Наша надежда только на то, что Агимас не видит во мне мага… Ладно, не видь и ты, но Агимаса можно захватить, он меня недооценивает. Да, я не многого стою, Мрак, но не перебивай! Дай сказать. Когда он будет чем-то отвлечен, я рискну. Он вот-вот догадается, что мы опаснее…
Голос Мрака был хриплый, злой, едва пробивался через хаос злых мыслей:
— Убью!.. Расплескаю по всему замку!.. Только свистни, буду ждать у двери… Погибну, но порву…
Олег ощутил, что наверху что-то изменилось. Олег поспешно отгородился от Мрака. Внутренний взор потек наверх. Олег всякий раз чувствовал странное тянущее чувство в животе, когда проникал сквозь толстый камень потолка и стен.
В комнате Гольша было пусто. Разломанная мебель, раздробленные черепки на полу, истоптанные листы пергамента и папируса. Олег сжал волю в кулак, чувствуя головокружение, послал вниз, по лестницам, норам, подземным ходам.