Мрак придержал верблюда, пустил шагом. Рыжая вот-вот сорвется, натянута как тетива! Конь уже подобрался, как зверь перед прыжком. Как только сумела изловить такого красавца да сперва еще руки успела развязать так быстро? Надо об этом подумать на отдыхе…
Олег увидел стрелу в ладони Мрака, сказал глухо, чтобы услышал только он:
— Не надо. Она ждет.
— Кого?
— Нас.
— Это еще зачем?
— Скоро узнаем.
— Не лучше застрелить сразу?
Женщина смотрела надменно, почти привстала, так гордо выпячивала грудь, но крупнее все равно не выглядела. Правда, люди Леса помнили, что даже маленькие гадючки валят с ног быков.
Мрак и Таргитай начали поглядывать на волхва сперва с нетерпением, затем недоумевающе. Волхв, который обычно вел переговоры, теперь молчал, словно язык прилип к гортани или, как говорил грубый Мрак, его втянуло в задницу. Мрак крякнул, прочищая горло, сказал громко, ни к кому не обращаясь:
— Гляди, коняги не испужалась!.. Бывают же такие храбрые.
Рыжеволосая игнорировала оборотня. Он видел ее в седле на более страшном звере всего три дня тому. Ее глаза не отрывались от лица волхва. Олег вдруг сказал злым голосом:
— Мои травы растеряла?
Всадница хлопнула ладонью по притороченному мешку, Олег узнал свой, голос ее был надменный, холодный, как северный ветер:
— Среди караванщиков был походный маг. Я добавила его травы тоже.
Олег кивнул, буркнул рассеянно:
— Покопаюсь на привале.
Она повернула коня, верблюд Олега пошел рядом, нависал, как движущаяся гора над холмиком. Лиска смотрела прямо перед собой, туда же вперил взор и Олег. Друг на друга не глядели, но Таргитаю вдруг показалось, что важнее смотреть в одном направлении, чем друг на друга, как всегда было у него с девками.
Мрак и Таргитай ехали в полусотне шагов позади. Мрак подозрительно ел глазами ее гордо выпрямленную спину.
— Что за разговор дурацкий? Ничего не пойму!
— Олег понял… вроде бы.
— Говорят так, будто заранее обо всем договорились! А мы с тобой, мол, еще в соплях путаемся.
— Мрак, не страдай.
Мрак несказанно изумился:
— Это я-то страдаю? Тарх, я страдал, когда палец прищемил! Или когда верблюд… эта верб… мне на ногу наступила.
Таргитай вытащил дудочку, спросил с надеждой:
— Хошь поиграю?
— Шпарь. Только с верб… не свались. Пока до земли долетишь, заморишься.
Оба верблюда мерно покачивали горбами, шли неторопливо, бережливым шагом, рассчитанным на долгое одоление жаркой пустыни. Мрак и Таргитай тоже раскачивались, словно клевали носами. От верблюдов пахло кислым потом, свалявшейся шерстью. Седла были неудобные, то ли женские, то ли для мелковатых людей. Мрака то и дело защемляло спереди, он видел, как иногда морщился Таргитай, но старательно дудит, пальцы быстро бегают по дырочкам простой деревянной дудочки.
Раскаленное добела солнце сыпало искрами, что обрушивались на головы, как удары накаленного молота. Под копытами верблюдов плавился песок, уже разжаренный до оранжевого огня. Воздух был сухой, как над печью, выжигал изнутри грудь, царапал горло.
У Таргитая от слепящего песка, которому ни конца ни краю, слезились глаза. Мрак ехал багровый, как вынутая из горна раскаленная заготовка для меча, только что не сыпал искрами. Пот бежал ручьем, глаза покраснели, воспалились. Он пил чаще обычного, но все равно наотрез отказывался, как предложил Олег, по-бабьи повязать голову платком.
Олег и маленькая женщина держались все так же впереди. Конь уставал, хотя нес почти невесомую воительницу. Верблюд Олега шагал невозмутимый, сухой, даже слюни и сопли не разбрасывал, берег для удобного случая.
— Все равно не верю, — пробормотал Мрак. — Пырнет нашего дурня под ребро! Только и видели. Рыжие все такие.
— А наш Олег?
— Олег тоже хитрый. Но у него хоть глаза зеленые, как трава! А у нее желтые, словно песок.
— Мрак, у тебя уже и Олег дурень, хоть и хитрый.
— Всякий, кто с бабой связывается, — дурень. Редкостный, стоеросовый, доморощенный, круглый, непуганый.
Он первым заметил над виднокраем белое пятнышко. Оно росло, темнело, ползло прямо на них. Подул ветер — горячий, злой, бросил крупинки обжигающего песка в лица. Таргитай пугливо закрывался локтем, а Мрак растянул губы в торжествующей усмешке. Еще потопчут зеленый ряст!
Гроза налетела с южной торопливостью. Небо одним взмахом потемнело. Раздался грохот, перешел в сухой злобный треск, будто боги рвали друг у друга чистые простыни. В напряженном, как Мрак перед прыжком, воздухе слепяще-ярко вспыхивали белые молнии — рогатые, ветвистые, похожие на белесые корни дерева.
Впереди между небом и землей встала серая мерцающая стена. Верхушки барханов словно закипели, размылись. Стена начала стремительно надвигаться на людей. Изогнутые вершинки барханов исчезали, их сминало, втаптывало, размывало.
Олег обернулся, закричал:
— На землю! Быстро!
Мрак и Таргитай еще переглядывались, а волхв уже соскочил, держа верблюда в поводу, одним движением сдернул рыжеволоску. Она начала отбиваться, однако Олег бросил ее на песок, навалился сверху. Мрак хмыкнул:
— А еще волхв!.. Ясное дело, под дождиком все оживает. Щепка на щепку лезет.
— А зачем нам слезать? — удивился Таргитай.
— Волхву виднее. Вдруг что-то ритуальное? Потом узнаем.
Спрыгнул нехотя, лицо было такое, что если потом не понравится, то волхву достанется на орехи и на желуди. Таргитай соскочил, покатился с песчаного склона.
Серая стена надвинулась стремительно. Нижняя часть была оранжевой от взлетающего под ударами падающей воды песка. За стеной в необъятной толще угадывались частые сполохи молний. Там ревело, гукало и трещало.
Таргитай истошно взвыл; ледяная вода обрушилась с такой мощью, что вмяло в рыхлый песок по уши. Он отплевывался, жадно хватал ртом воздух, но вокруг была только падающая вода. Зашипело, взвились струи пара, на его разжаренных плечах тоже шипело, но скоро он заледенел — вода падала из небесной проруби. Очутившись между барханами, встал на четвереньки, намотав повод на кулак — одуревший верблюд пытался бежать, словно дождика не видел. От грохота раскалывалась голова. Земля подскакивала как конь, дергалась, била копытами.