На перекладине вниз головой висели летучие мыши. Олег в сумрачном свете принял их сперва за кабанов в грязных мешках. Потревоженные ярким светом, крайние вяло шевелились, один зверь открыл глаза и посмотрел на Олега неприятно осмысленно. По спине пробежал холодок, Олег поспешно закрыл спиной свет из окна. Кожан прикрылся крыльями и заснул.
Когда Олег вышел на крыльцо, в дальнем конце поляны уже горел костер. Мрак и Таргитай сдирали шкуру с козы, из зарослей показывались конские уши, за деревьями хрустело. Лиска стояла у крыльца, глаза ее были встревоженными. Увидев Олега, вздохнула облегченно:
— Про этих колдуний рассказывают всякое!
— Там один кот, — ответил Олег, поправился: — И летучие мыши.
Она отшатнулась.
— Мыши? Мерзость!
— Да, но зато много. Зайдешь?
Она отступила на шаг.
— Ни за какие пряники! Тебе тоже безопаснее ждать хозяйку с нами. Неизвестно еще, что явится.
Таргитай старательно и любовно насаживал на вертел тушу, шумно глотал слюни. Олегу бросил весело:
— А вдруг ведьма к ночи не явится? Заночуешь в избушке?
Олег подумал, ответил раздумчиво:
— Да, пожалуй.
У всех троих опустились руки. Таргитай едва не выронил мясо, а Мрак сказал подозрительно:
— Сучком по темечку зашибло?
— Ему кот полюбился, — сказал Таргитай.
Лиска молчала, смотрела выжидательно. Олег подсел к огню, ответил нерешительно:
— С вами, дуболомами, забудешь и то, что знал. В избушке все дышит волшбой, чародейством! Побыл чуток, а будто прикоснулся к чему-то родному. Да и бабку не пропустить бы! Вдруг появится среди ночи, покормит кота и тут же упорхнет на пару недель?
— Если кот ведьмачий, — предположил Таргитай, — то месяц, наверное, может не жрать. Хотя, наверное, исхудает. — Он зябко передернул плечами. — Не хотел бы хоть неделю быть ведьмачьим котом. Хотя, с другой стороны, если кот только ест да спит…
Обжигаясь, торопливо стащил с вертела кус мяса, подул, перебрасывая из руки в руку. Мрак кривил губы: из дудошника не выйдет ведьмачьего кота, больно поесть любит. Сказал без охоты:
— Будет кот душить, кричи громче.
— Там еще летучие мыши, — сказала Лиска. Ее узкие плечики дернулись, она втянула голову как испуганная белка.
Мрак вскинул густые брови:
— Взаправду?.. Вот уж чудо невиданное! Кот и мыши в одной хате. Пусть летучие, но мыши! А кот не летучий?
— Кто разберет, — ответил Олег. — Темно.
— Ленивый, видать, — предположил Таргитай.
— Нет, мыши размером с поросят. Как не съели кота, не пойму.
Таргитай предположил:
— Бабка их всех поубивает, если кота тронут. Кот мурлыкать умеет, а мыши?
— Мыши комаров ловят, — объяснил Олег.
Он хлопнул себя по плечу, оставил пятна крови. Воздух звенел от комариного зуда. Лиска отмахивалась веткой, то и дело шлепала себя по голым ногам. Мрак сидел как камень — в его волчьей шерсти комары вязли, а то и вовсе не садились, пугались. Таргитай отмахивался лениво, пусть уж кусают лишний раз, чем будет скакать как испуганный хорь, визжать и хлопать ладонями по груди и коленям, будто в лихой пляске.
Не успели закончить трапезу, незаметно сгустились сумерки. Костер стал ярче, а тьма сгустилась, уплотнилась. Лесные птахи умолкли, даже белки перестали носиться над головами.
Олег встал, отряхнулся. Мрак долго смотрел, как волхв взбирается в избушку, пробормотал:
— Как это он рек: поворотись к лесу… гм… дупой, а ко мне передним местом…
Таргитай поправил:
— Не дупой, а задницей! А то не повернется. В заклинаниях надо быть точным.
— Не задницей, а задом, — сердито поправила Лиска. — Дерево уже поняло бы.
Таргитай ответил грустно:
— Мы ж не деревья.
Олег нарочно наелся одолень-травы, та жгла желудок и отгоняла сон. От усталости ныла спина, ногам не мог отыскать места, но глаза таращились в темноту, а сердце бухало сильно и часто.
Во тьме слышал, как тихонько спрыгнул кот, на миг в щели мелькнул черный силуэт. Кожаны, как спелые груши, падали с балки, исчезали, словно растворялись во тьме. Дважды он чувствовал движение воздуха — летучие звери пролетали совсем близко, едва не царапая по лицу. Олег почти не дышал, даже зажмурился, чтобы не видеть мелькающих в темноте горящих, как угольки, багровых глаз.
К полночи кожаны перестали залетать в избушку, охотились вдали, кот не появлялся вовсе. Олега начало клонить в сон. Лесные птахи давно утихли, спали. Изредка вскрикивал лесной зверь, тревожно прошумел в вершинах случайно залетевший ветер.
Нескоро, едва ли не под рассвет, послышался далекий свист. Наверху треснуло, заскрежетало. Посыпалась труха, заскреблось. Зазвенела заслонка печи, гупнуло. Олег услышал тяжелый вздох, хлопок, шарканье подошв, сухие щелчки кремня по огниву.
Лучина долго не разгоралась. Затаившийся Олег слышал раздраженное бормотание, искры прыгали по всей избушке. Наконец возник и распространился трепетный оранжевый свет. От печи метнулась огромная костлявая тень, изломалась в углу.
Посреди комнаты стояла маленькая сгорбленная старушка, в протянутой руке сыпала искрами лучина. На ее плече стоял, выгнув спину горбом, огромный кот. Оба выжидающе смотрели на Олега. Глаза кота нехорошо горели, он терся о щеку старухи, вкрадчиво намурлыкивал.
— Здравствуй, бабушка, — сказал Олег сдавленно. — Подобру ли странствовала?
Старушка молча и недобро рассматривала сидящего на лавке доброго молодца. Совсем не старческие глаза на сморщенном, как печеное яблоко, лице смотрели остро, цепко. Она опиралась на клюку, вид у нее был измученный. Лучина в дряблой руке подрагивала, опускалась.
— Подобру? — повторила она дребезжащим голосом, словно хотела вслушаться в слово. — Откуда я знаю, что добром кличется на этот раз?
Безбоязненно повернулась спиной, ушла в угол. Там вспыхнул и залил комнату ровный свет масляного светильника. Старушка, не обращая на гостя внимания, возилась с печью, двигала горшками, заслонками. По избе пошел терпкий запах растертых трав, запахло едой. Олег сглотнул слюну, спросил тихо:
— А для чего протертая хват-трава пополам с пореем? Нет, порея там на треть…
Старушка даже не обернулась.