— Нет, заклятия ни при чем. У тебя все наружи: душа нараспашку, сердце на рукаве, секира на перевязи. А ваш Таргитай и вовсе зайчик с дудочкой. Олег же в неустроенности, ум в смятении, от него не знаю чего ждать…
— Значит, — подытожил Мрак, — всего! Зато от нас с Таргитаем — ничего. Эй, зайчик с дудочкой! Принеси труженикам магии напиться. В горле как три кошки гадили. Это все еще от того напитка магов!
— Воды? — пискнул Таргитай. Мечтательный взор погас. Он с великой неохотой спрятал дудочку.
— Дурень, напиться, а не мыться.
Таргитай, обливаясь потом, потащился вниз. Одно утешение, что наиграется всласть, пока спустится до самого низа. Как раз начали складываться слова в новую песню, непохожую на прежние. А внизу в подземелье, где бьет ледяной ключик, прохладно и знакомо, словно вернулся в родной Лес…
Мрак проводил Таргитая подгоняющим взглядом: ползет как больная черепаха с перебитыми лапами! Если бы мог взглядом дать пинка — певец катился бы кубарем до самого подвала.
— Хоть один при деле. Мы что, мы — маги, можно и дурью маяться. Почтенный Гольш, не обессудь за смелость, мы ведь простые и даже очень простые, но ты в благородной рассеянности не замечаешь мелкой мерзости с крылышками — откуда в таких жарких Песках? — но меня комары заели. Это ж не комары, а прямо верблюды с крыльями. Сообразил бы заклятие, дабы враз под корень? Можно под крылья.
Гольш сидел насупленный, злой. Кустистые брови торчали как частокол, глаза недобро сверкали.
— Нет таких заклятий!
— Неужто доселе никто не придумал? Тогда сочини сам. Или давай разведем пауков.
Губы Гольша слились в прямую линию, голос был неприязненным:
— Не стать тебе магом.
Олег встревожено поворачивался то к Гольшу, то к Мраку, не желал ссоры, но и вмешиваться боязно между такими грозными противниками, а Мрак беспечно заявил:
— Все, утоплюсь с горя! Я уж размечтался, что горами буду трясти как Таргитай веником. Ну, буду трясти, а что толку?.. Олег тоже тряс. Сильного на свете много, умного тоже много, доброго — мало. Олег, помнишь сильномогучего Святогора? Или великана Горыню? Вот уж оба уродились и сильными, и даже мудрыми.
Олег понурил голову:
— Мрак, они ж не маги! А нам позарез надо стать магами, ежели опосля хотим спокойно жить-поживать да добра наживать. Пока в мире такое творится, разве совесть не загложет?.. А магам подвластно исправить мир. Им все подвластно. Ведь все, мудрый?
Багровые угли бросали пляшущий пурпурный свет на лицо Гольша. Он взглядом менял цвет пламени, вздымал щелкающие искры. Сухие старческие руки бессильно свисали с коленей.
— Все, — подтвердил он отстраненно. — А что не подвластно, то нам и не надо.
Олег спросил быстро:
— Неподвластно?
Гольш поморщился:
— Одна вещь на всем белом свете. Но она не по силам даже богам. Даже самому богу богов — Роду. Она вовсе не из нашего мира.
Мрак встрепенулся, Олег вовсе вытаращил глаза:
— Такое возможно? Что это?
— Яйцо.
— Просто яйцо?
— Второе Яйцо. Из первого когда-то возникли небо и звезды, боги, люди, звери… Весь мир. А это Яйцо… гм… словом, такое же.
Мрак с недоумением повертел головой:
— Зачем?
Гольш неотрывно глядел в жарко пылающий огонь, но плечами передернул, словно повеяло холодом.
— Даже богам неведомо. Наверное, скоро вспыхнет новый свет.
— А наш?
Пламя начало прижиматься к раскаленным углям. Гольш подбросил сухую ветку, сказал все тем же отстраненным голосом:
— Яйцо спрятано в самом глухом месте на всем белом свете. Там дремучий Лес, полный колдовства. Стерегут невиданные чудовища, а крылатые звери из-под облаков ревниво просматривают каждую тропинку… Да там и нет тропинок. К тому же Яйцо скрыто у людей, страшных в своей мощи. Никто не знает ее пределов. Даже эти люди не знают! Яйцо под надежной защитой.
Мрак не слушал, осторожно сдирал корочку с раны. Показалась нежная розовая кожа.
— Нам нет дела до яиц, кто бы их ни снес. Злую магию бы порушить. Срубить, как сорную траву! А там можно и помереть. Не для жизни вышли из Леса — для смерти…
Гольш ушел молча. Невры провожали сгорбленную фигуру уважительными взглядами: старый маг истязал себя работой. До утра из его комнаты слышались хлопки круглых молний, шипение, лязг, звон, из-под двери выползал зеленый дым, каменные плиты либо крошило, либо превращало в золотые.
— Я видел внизу подле башни косулю, — вспомнил Олег. — Хромала, как Таргитай.
— Ну и что?
— Мне показалось, у нее перебита берцовая кость. Или разгрызена.
Он уже неделю подолгу рассматривал с крыши незнакомое небо. Звезды втрое крупнее, ярче, их целые рои. Небо черное, как деготь, без привычной пронзительной синевы Севера. Иногда сзади над ухом слышалось тяжелое дыхание. Таргитай простудился, шмыгал носом, путался в соплях, иной раз лихо со всего размаха бил их о каменные плиты, но чаще просто выдувал через край башни, поочередно зажимая ноздри большими пальцами.
Могучий Мрак быстро очищался от жуткой коросты. Все еще чудно и непривычно было видеть его безволосым, но черная шерсть на глазах пробилась сквозь струпья на широкой, как дверь, груди. На обгорелом лице наметились широкие брови.
Комната Гольша была на самом верху, поближе к звездам, невры жили поверхом ниже. Еще в башне имелись чуланы, глубокие ниши, потайные каморки, три зала — Мрак излазил всюду, перетрогал все, что можно потрогать, изучил запоры, засовы, ставни. В залах на стенах висели мечи, булавы, оскепы, оскорды, клевцы, кинжалы и щиты всех размеров и форм. Мрак сперва удивлялся: зачем такое магу, да еще старому? Правда, все под таким слоем пыли, что могло уцелеть с той поры, когда Гольш не был ни старым, ни магом.
Гольш с полудня и до глубокой ночи сновал вокруг котлов с варевом, в камине выплавлял чудные металлы, заманивал в башню и ловил летучих мышей. Невры, будучи гостями, пробовали помогать — без дела сидеть умел лишь Таргитай, зато еще как умел, но слуг у Гольша хватало, к тому же старому пню кроме своей магии почти ничего не требовалось. Да и магией, по понятиям невров, не занимался. Докапывался до чего-то, терзался, ярился и бил посуду. Мрак предположил, что старик пытается овладеть теми силами, где уже кончилась магия, а начинается черт-те что и по бокам пряжки.
На седьмое утро из комнаты Гольша слышались скрипы, треск, в щель под дверью выполз черный дым. Янтарные глаза, вмурованные в металлическую дверь, дважды вспыхнули оранжевым, налились кровью. Донеслось раздраженное бормотание, дверь с треском ударилась о стену.