Она села, обнаженная, все еще с нежной белой кожей, хотя неделю провела в Колумбии, и трое суток в море. Глаза ее стали серьезными:
– Ты о чем?
Он сказал хриплым голосом:
– Клара... Я не знаю, что со мной происходит. Но я уже не могу без тебя.
– Ну. – проговорила она медленно, явно пытаясь как-то разрядить серьезность разговора, – ты и так не слезал с меня трое суток...
Он сглотнул, чувствуя как в груди дрожит мелко-мелко, пытался перевести дыхание, но не мог, в горле остановился тугой ком, не сдвигался, мешая дышать.
– Клара, – выдохнул он с мукой, – я люблю тебя. Я не смогу без тебя. Честное слово, я никогда не думал, что смогу сказать такие слова... что когда-то их скажу! Если слышал их в кино или в театре, то кривился или ржал как конь. Но сейчас я весь – окровавленное сердце. Я люблю тебя, Клара!
Она медленно одевалась, пока он говорил, а когда Дмитрий выдохнул последние слова, провела мягкой ладонью по его небритой щеке:
– Джон... или как тебя зовут...
– Я скажу тебе свое настоящее имя, – пообещал он, – как только ты...
Она мягко улыбнулась, он смотрел остановившимся глазами как ее босые ступни быстро пробежали вверх по ступенькам.
Яхта на автомате приближалась к причалу. Клара перехватила управление, быстро и ловко направила между двух таких же, только поновее, умело пришвартовала. Дмитрий угрюмо смотрел на берег. В душе была горечь, а в сердце жгло, словно туда плеснули ядовитой кислоты.
Не оборачиваясь, она проговорила медленно:
– Спасибо, Джон. Никто и никогда мне не говорил таких слов. Я буду о них вспоминать... иногда. Когда буду засыпать, когда уже нереальность смешивается со сказочными грезами. Я буду видеть тебя, Могучего и Настоящего... Но, прости, у меня добрый и заботливый муж... Я не могу его оставить. К тому же, у него сейчас трудности на работе. Я должна быть рядом...
Он спросил тупо:
– Ты... ты сейчас едешь к нему?
Она чуть повернула голову, он чувствовал как ее ласковый взгляд почти так же ощутимо нежно погладил его по небритой щеке, как только что гладила рукой:
– Я тоже люблю тебя, Джон. Это удивительно! Я даже не знала, что это... Увы, я должна... Я даже не прошу меня понять, у нас слишком разные ценности. Ты, наверное, выходец из Ирландии?
– Почему? – спросил он тупо.
– Ну, они все еще борются за что-то... Любят, страдают... Прости, Джон. Мы уже прибыли. Прошу тебя, уходи. Уходи, не мучай меня!
Их глаза встретились. Она вздрогнула, заряд неведомой силы прошел по ее телу как удар тока. Дмитрий проговорил хриплым от горечи голосом:
– Клянусь, отныне и вовеки у меня не будет другой женщины. Не будет... детей. А род на мне прервется. Прощай, Клара!
Он перепрыгнул через борт. На миг его голова исчезла, ей даже показалось, что он не допрыгнул до пирса, но тут же его прямая фигура появилась в зоне видимости, он уходил, прямой и твердый, но она видела, что он весь – кровоточащее сердце. В груди сладко и тревожно заныло. С этим человеком исчезает другой мир, странный и нереальный как детские сны. Она прерывисто вздохнула словно ребенок после долгого плача, взгляд упал на часы. Ого, Феликс уже заканчивает работу, надо успеть привести себя в порядок.
Возможно, она даже расскажет Феликсу о необычном приключении. В конце-концов, знает же он про Смита, про Дональда и остальных его коллег?
Она с усилием улыбнулась, как подобает настоящей американке, и начала думать о приятном: ее встретит улыбающийся Феликс, она войдет в свою опрятную и нашпигованную всеми удобствами кухню, у нее прекрасная квартира, ссуда почти выплачена, у нее просторная кровать с 39подогревом, у нее уютный и налаженный мир, защищенный от всех холодных ветров.
А этот необычный человек... пусть останется в ее снах.
Дмитрий прошел мимо магазинов, проверяясь у витрин, зашел в булочную и вышел из другой двери, спустил в метрополитен, дождался вагона и сел, а когда за ним вдвинулось еще с десяток народу, вспомнил, что не туда сел, придержал захлопывающиеся двери и выпрыгнул на перрон.
Слежки не было, да и с какой стати за ним следить, через полчаса он уже нажимал кнопку звонка у неприметной двери на третьем этаже старого негритянского дома. Звонить пришлось долго, наконец послышались шаркающиеся шаги. Он чувствовал, что его разглядывают долго и подозрительно.
Сиплый голос спросил:
– Кого Иблис принес?
– Слугу пророка, – ответил Дмитрий как можно жизнерадостнее, хотя перед глазами стояла Клара, а душу разъедала горечь. – Мне нужен дядюшка Вилли Блексмит!
– Какой к черту, – раздался раздраженный голос. – Здесь всегда жили Кванго.
– А тетушка Розали Блум? – спросил Дмитрий упавшим голосом.
– Парень, ты смеешься? – голос прозвучал совсем угрожающе. – Таких имен вообще не бывает! Питер Кванго, Сильвестр Кванго...
Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий поджарый негр. Весь в черной коже, даже кепочка блестит, как будто шел под дождем. По курточке и обтягивающим брючкам разбросаны массивные заклепки. Таким бравым парням, там они звались рокерами, Тарас совсем недавно ломал кости вместе с их харлеями.
– Привет, – сказал негр. – Меня зовут Вилли! Ты точно ничего не перепутал?
– Нет, – ответил Дмитрий тише. – Меня зовут Ахмед, я издалека, мне нужна помощь.
Негр выдвинулся, посмотрел по сторонам и вверх по лестнице, спросил шепотом:
– Зайдешь? Или тебя сразу в комитет?
– Давай сразу, – ответил Дмитрий. Он ощутил неимоверное облегчение, ибо хотя кодовые слова совпадали, как и отзывы на них, но негр так искренне разыгрывал недоумение, что Дмитрий почти собрался уходить. – Мне нужно установить связь не только с ними.
На выходе встретили двух проституток, промчалась стайка детей, но дальше никто ими не интересовался. Вилли двигался, выпятив грудь и бесцеремонно разглядывая женщин. Здесь это приветствовалось, женщины чувствовали, что не зря красились, а полиция видела, что горожанин не забивает голову политикой и митингами протеста.
Несмотря на солнечное утро, на стенах и даже поперек улицы вспыхивали яркие огни разноцветной рекламы. Голые бабы с толстыми задницами и ковбои с постоянно стреляющими пистолетами, а когда прошли еще пару кварталов, там тоже вертели задницами голые бабы, а ковбои палили с двух рук.
На всю стену третьего квартала было панно из лампочек, где возникали ковбои, стрельба из двух пистолетов, затем голые бабы – толстые, сочные, тут же снова стреляющие ковбои, голые бабы, ковбои...