Теперь Магнолии были знакомы сотни мест, где маленькая и хрупкая Надя могла бы оставаться ненайденной в течение недель, даже месяцев…
Рядом с пресс-папье, на котором был выпукло оттиснут золотой герб маркизов Баквудов, на столе находились прочие принадлежности, могущие понадобиться джентльмену.
Там были большая чернильница, поднос для перьев, сосуд с дробью для чистки перьев, крошечная свечка в изящном подсвечнике для нагревания сургуча, которым он запечатывал письма.
А еще золотая линейка, золотые ножницы и золотой нож для вскрытия писем — все с гербом Баквудов.
Уоррен обратил внимание на этот нож, длинный и очень острый, и внезапно понял, как нужно действовать.
— Дай руку, — произнес он и протянул Магнолии свою.
Она не удивилась, вложила в его ладонь свою руку с кольцом, которое он подарил ей, и когда его пальцы сомкнулись на ее руке, она обворожительно улыбнулась ему.
И тогда Уоррен стремительно распорол ей тыльную сторону руки золотым ножом.
Магнолия дернулась и пронзительно завизжала.
Не веря своим глазам, она смотрела на длинный порез, из которого начала сочиться кровь.
Она бы уже давно выдернула руку, если б Уоррен не держал ее крепко, к тому моменту поднявшись со стула.
Все еще удерживая ее руку в своей, ж обошел стол, пока они не оказались лицом к лицу.
— Как ты смел порезать меня! — истошно вопила Магнолия. — Ты сделал мне больно, Уоррен, чертовски больно!
— Я сделаю тебе намного больнее, — ответил он спокойно, — если не скажешь, где спрятала Надю.
— У меня из руки течет кровь!
Он промолвил с тем же хладнокровием:
— Несомненно, от раны останется безобразный шрам, и если ты сию секунду не скажешь мне то, что я хочу знать, точно так же располосую тебе лицо, сначала одну сторону, потом другую.
— Ты не посмеешь!
В ее тоне слышался вызов, но, когда она отпрянула назад, он увидел в ее глазах ужас.
— Ты вынудила меня зайти слишком далеко, — угрожающе молвил Уоррен, — и я без колебаний тебя изуродую. С какой стороны лица начать?
С этими словами он занес нож, и Магнолия вздрогнула от направленного на нее острого и длинного лезвия.
Она поняла, что проиграла.
— Ладно, — угрюмо произнесла она. — Эта женщина в сланцевой шахте.
— Ты меня не обманываешь?
— Нет!
— Если ты солгала, — предупредил Уоррен, — клянусь, я разыщу тебя и выполню. обещанное!
Помолчав немного, он прибавил:
— Не промахнись. Магнолия! Я наставлю тебе отметин, и это послужит гарантией того, что в будущем ни один дурак не прельстится твоей красотой, ибо не останется в неведении насчет твоей сути!
Уоррен так внезапно отпустил руку Магнолии, которая все время упиралась, пытаясь вырваться, что она едва не упала.
Ее пошатывало, и она силилась сохранить равновесие.
Не обращая больше на нее внимания, Уоррен швырнул нож на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Люди, схватившие Надю в саду, грубо бросили ее на сиденье кареты, которая резко тронулась с места в тот же миг, когда они закрыли за собой дверцу.
Надя лишь поняла, что они расположились на противоположном сиденье спиной к лошадям.
Она была так испугана, что на мгновение потеряла способность соображать; кроме того, сказывалось отсутствие воздуха, так как ее завернули в толстое одеяло.
Она чувствовала дрожь во всем теле, губы пересохли.
Хотелось закричать, но это было невозможно, да и в любом случае никто не услышал бы ее криков о помощи.
К тому же похитители могли побоями заставить ее замолчать.
Подумав, что это те самые люди, которые преследовали ее вместе с матерью в Европе, она стала просить у Всевышнего смерти.
Она знала, пережить то, что ее ожидает, и при этом сохранить здравый рассудок ей все равно не удастся.
«Пошли мне смерть, Боже, пошли мне смерть», — шептала она про себя, одновременно молясь Уоррену.
«Спаси меня! Спаси меня!» — взывала она к нему.
Но как он сможет ей помочь?
Остается только найти способ покончить с собой, прежде чем сидящие напротив палачи заставят ее умереть мучительной смертью.
От безысходности и страха у нее стучали зубы, по щекам текли слезы.
— Далеко еще? — вдруг спросил один похититель.
— Не, — ответил второй. — Почитай, уже приехали.
Надя почувствовала такое поразительное облегчение, что едва ли не показалась себе свободной, а не пленницей.
Можно было не сомневаться: эти люди — англичане, а ведь она опасалась совершенно иных.
Значит, ее похитили по приказу Магнолии Кин.
Это было страшно, но не столь ужасно, как она предположила несколько минут назад, решив, что ей придется лишить себя жизни.
Когда же поняла, что именно Магнолия Кин подослала похитителей, она ухватилась за мысль, что Уоррен спасет ее, хотя и не представляла себе, каким именно образом.
С каждой минутой в ней росла уверенность в этом, и она снова начала молиться, чтобы он пришел на помощь, и чувствовала, как ее мольба летит к нему на крыльях.
«Спаси меня! Спаси меня!»
Она словно видела, как он внимает ей, ободряя взглядом серых глаз.
И в этот самый миг на нее снизошло озарение, подобное ослепительной вспышке молнии в Гнетущей тьме: она осознала, что любит его.
Она любит его уже давно, только не понимала, что испытывает к нему именно это чувство.
Она ощущала несказанную радость от общения с ним, от совместных прогулок верхом на лошадях; всякий раз, когда он входил в комнату, она трепетала, устремляясь сердцем к нему, такому сильному и красивому.
«Я люблю его! — мысленно повторяла она. — Я люблю, но для него я ничто, всего лишь актриса, которую он нанял, чтобы избавиться от подлой, жестокой женщины!»
Как-то безотчетно ее мольба к Уоррену перешла в благодарственную молитву Богу за то, что Уоррен раньше не женился на Магнолии Кии, и за то, что теперь Магнолия уже не нужна ему.
Да и как он мог теперь нуждаться в ней, если она докатилась до убийства, которое не удалось, лишь потому, что некая собака оказалась жадной до шоколада?
В ту ночь Надя пролежала без сна, чувствуя, как ужас происшедшего холодным камнем давит на грудь.
Только после того как она провела следующий день с Уорреном, объезжая фермы, эта боль прекратилась — в его присутствии она смогла забыть о ней.
И ведь Магнолия предприняла новую попытку убить ее; теперь единственным, кто мог спасти ее от смерти, был Уоррен.