— Тогда где же она могла спрятаться, черт побери? — воскликнул Фредди.
— Я перебрал в уме буквально все, что она мне когда-либо говорила, — сказал виконт. — Но она никогда не упоминала ни о своих друзьях, ни о няньке или гувернантке, к которым бы испытывала привязанность.
— Так что же нам делать? Ехать в Лондон, ходить там по улицам и заглядывать в лицо каждой маленькой хрупкой женщине, похожей на нее? — беспомощно развел руками Фредди.
— Я тоже думал об этом прошлой ночью, когда лежал без сна, — признался виконт. — Послушай, может, нам обратиться к сэру Эйлмеру, не слышал ли он что-либо о ней?
— Я абсолютно уверен, что он самый последний человек на белом свете, к которому она направилась бы в случае нужды, — ответил Фредди. — А кроме того, если предположить, что она действительно слышала, как Ниоба говорила с тобой, маловероятно, чтобы она бросилась после этого в объятия к своей кузине.
— Ты прав, старина, — согласился виконт. — Но что нам тогда делать? Где искать ее?
Этот вопрос он повторял каждый день десятки раз со все возрастающим отчаянием. И все же они с Фредди ждали и надеялись вопреки всему, что Джемма одумается и вернется домой.
Между собой они пришли к единодушному выводу, что сохранят ее исчезновение в тайне. Пока, во всяком случае.
Когда соседи приезжали выпить воды и выражали желание зайти в дом, виконт просто говорил, что его жена устала и прилегла отдохнуть либо что она уехала за покупками, и обещал, что в следующий их приезд она будет рада повидаться с ними.
— Так дальше продолжаться не может, — наконец в отчаянии заявил Фредди.
Им обоим казалось, что без Джеммы дни тянутся бесконечно долго, в доме стало тихо и пусто. Домашний уют и тепло, казалось, навсегда исчезли из холодных старых комнат Приората.
Посетителей у источника становилось все больше, однако виконт уже не радовался деньгам, а иногда даже не трудился пересчитывать их по вечерам.
Еда им теперь казалась далеко не такой вкусной, как раньше, когда ее готовила Джемма, несмотря на паштеты и окорока, которые присылали Фредди из дома. Даже шампанское, которое они пили долгими, томительными вечерами, разговаривая о Джемме, нравилось им меньше, чем прежде.
— Мы должны что-то предпринять, — однажды заявил Валайент. — Я собираюсь обратиться в сыскное агентство на Боу-стрит.
Фредди только открыл рот, чтобы что-то возразить, как распахнулась дверь и в комнату вошел Хокинс.
— Прошу прощения, милорд, что не принес вам это раньше, — сказал он, — но я был очень занят у источника и не мог никак отлучиться.
— Что это, Хокинс?
— Письмо, милорд.
— Вероятно, очередное приглашение, — проворчал виконт, забирая конверт у слуги. — Бог знает какое оправдание мне придется изобрести на этот раз, чтобы объяснить, почему мы с Джеммой не сможем приехать на обед к нашим гостеприимным соседям!
— Они хотят ее видеть, что вполне понятно, — сказал Фредди, — так же, как и мы, впрочем.
— Прошу прощения, милорд, — вмешался Хокинс, — но там пришла Эмили, и я подумал, что, может, вы захотите с ней поговорить.
— Эмили? — удивился виконт. — Кто такая Эмили?
— Вы ее знаете, милорд. Горничная, служившая у нас на Беркли-сквер. Мистер Роузбург взял ее к себе, когда переехал в ваш дом.
— Ах да — Эмили! — воскликнул виконт. — Разумеется, я охотно увижусь с ней и послушаю, как дела в моем лондонском доме.
— Что она здесь делает, если она осталась служить у Роузбурга? — поинтересовался Фредди.
— Ее отец и мать живут в деревне, сэр, — объяснил Хокинс, — и Эмили решила их навестить. А к нам она пришла почти сразу после приезда, надеясь повидаться с ее милостью. Она очень ее любит.
Виконт многозначительно посмотрел на Фредди и ответил слуге:
— Я встречусь с ней через несколько минут, Хокинс. Надеюсь, ты предложил ей чашку чаю?
— Она помогала мне у источника, милорд, но теперь он закрылся, и мы оба не прочь перекусить.
— Когда попьете чай, приведи Эмили ко мне, — распорядился виконт.
— Очень хорошо, милорд.
— Интересно, — сказал виконт, когда за его слугой закрылась дверь, — может, Эмили нам подскажет, куда могла направиться Джемма?
— Мне пришло в голову то же самое, — согласился с ним его приятель.
— Помнится, Джемма хорошо относилась к Эмили, — продолжал виконт, — а вот с Кингстонами она не ужилась, и не без причины.
Говоря это, он открывал письмо, которое держал в руках. Пробежав глазами первые строчки, он воскликнул:
— О господи! Этого не может быть!
— В чем дело? — встрепенулся Фредди.
Ничего не говоря, виконт просто протянул другу письмо, затем резко поднялся, пересек комнату и, заложив руки за спину, уставился в окно.
В голосе виконта прозвучало нечто похожее на отчаяние. Так что Фредди, беря в руки письмо, был полон самых мрачных предчувствий. Он не сомневался, что это было известие о Джемме.
В письме было написано следующее:
«Милорд!
С глубоким сожалением я сообщаю вашей светлости, что несколько дней назад я был вызван к молодой женщине, лежавшей на смертном одре. Она была больна оспой. Спасти ее жизнь не представлялось никакой возможности. Перед своей кончиной она сказала мне, что ее настоящее имя виконтесса Окли, и просила сообщить вашей милости о том, что ее не стало.
Ее душа упокоилась вскоре после того, как я с ней поговорил, а ее тело, как всегда бывает в подобных случаях, было поспешно предано земле, чтобы воспрепятствовать заражению других людей.
Мне остается лишь выразить вашей милости мои соболезнования в связи с такой тяжкой утратой.
С сим остаюсь, покорный слуга вашей милости,
Джон Браун, куратора.
Фредди прочел письмо до конца, затем пробежал по нему глазами еще раз.
Пока он сидел, уставившись на ровные строчки, виконт тихо произнес:
— Итак, она умерла!
С минуту они молчали. Затем Фредди резко заявил:
— Я не верю этому!
— Что ты хочешь этим сказать, что значит — не веришь?
— Это слишком простое, слишком очевидное решение твоей проблемы.
— Какой проблемы? — не понял виконт.
Фредди вскочил на ноги, прошелся по комнате и, встав спиной к камину, продолжал:
— Джемма услышала, как Ниоба сказала, что любит тебя и что ты любишь ее. Она прекрасно сознает, что единственная возможность освободить тебя от ваших брачных уз — это ее смерть. Вот она и умирает — или, по крайней мере, исполнена решимости сделать так, чтобы мы в это поверили.