Марина глубоко вздохнула.
— Когда он… умер?
— Это случилось двадцать третьего марта.
— Он говорил, что… позовет меня, когда будет… умирать.
— Может быть, он и собирался сделать это, — успокаивающим тоном ответил Уинстон.
Вдруг Марина вскрикнула.
— Что с тобой?
— Двадцать третьего! — воскликнула она. — Я знала… я так и знала! Он действительно пришел ко мне — он сдержал свое слово!
— Каким образом? — удивился Уинстон.
— В какое время он… умер?
— Примерно в десять утра.
— А разница во времени… между Нью-Йорком и Лондоном — пять часов?
— Да, кажется так.
— Значит… в Лондоне было примерно три часа дня! Я в это время сидела в Гайд-парке у Серпентина. Мне было очень… одиноко, и я позвала… Элвина, и он пришел ко мне, как он и обещал… Его душа… пришла ко мне…
В голосе Марины звучал восторг, и, когда она взглянула на Уинстона, он увидел в ее глазах слезы, но теперь это были слезы радости.
— Он сдержал свое… обещание! Только я не… догадалась, что это он принес мне… жизнь и… свет.
— Да, то, что он нашел и для себя, — приглушенным голосом сказал Уинстон.
— Я теперь поняла, — продолжала Марина, — и я думаю… это он… прислал тебя мне.
— Я уверен, что это так. Но почему ты убежала? Она спрятала от него лицо и прошептала:
— Мне… так стыдно, что я… тогда… это… предложила. — Уинстон еще крепче сжал ее в объятиях, а она продолжала: — Я не совсем… уверена, что делают… мужчина и женщина, когда… любят друг друга… Но это должно быть… чудесно — ведь… боги обычно… подражали… людям… Ее голос затих.
— Это действительно чудесно, моя дорогая, когда двое любят друг друга, — ответил Уинстон.
— Я думала… мне будет… легче умереть, когда ты будешь… любить меня.
— Я буду любить тебя, моя маленькая золотая Афродита, но ты не умрешь.
Теперь вся картина событий стала ему ясна до малейших подробностей. Но Марина никогда не должна узнать, в чем подозревал ее Харви и во что он сам чуть было не поверил по дороге из Нью-Йорка в Европу.
Харви никогда не поймет, что же случилось на самом деле, Не поймет и Гэри. Но может быть, однажды он все сможет рассказать матери.
Как бы там ни было, он нашел Марину, а она нашла его, и это — самое главное. Они вместе — это то, чего хотел Элвин.
Он осторожно поцеловал Марину в лоб и сказал:
— Неожиданно все стало так просто, мое сокровище. Исчезли все трудности, все препятствия и секреты!
— Мне кажется, я вышла из темноты на свет, — ответила Марина. — Я так боялась… так… ужасно боялась… смерти, и мне было так страшно умирать… одной. — Она глубоко вздохнула. — Я теперь уже никогда не буду… бояться… даже когда ко мне действительно придет… смерть. Элвин научил меня этому. — Она помолчала и робко добавила: — И ты… тоже!
— Нам еще предстоит столько всего, прежде чем мы умрем, — попытался отвлечь ее от грустных мыслей Уинстон. — Ты сказала вчера, что я должен сделать в будущем что-то полезное для людей. Мне кажется, я нашел кое-что — это очень интересно и мне, и, я надеюсь, тебе тоже.
— И что же это? — с восторгом в глазах спросила Марина.
— Когда я был в Индии, наместник короля, лорд Керзон, просил меня помочь ему в поисках и реставрации храмов и памятников в Индии, которые постепенно разрушаются. Ведь это культурное наследие принадлежит всему миру, и если кто-нибудь не возьмется спасти их, потратить на это деньги, то они будут потеряны для будущих поколений. — Он поцеловал Марину в лоб и продолжал: — Я думаю, что этим мы сможем заняться с тобой вместе, моя дорогая, и, более того, это нам обоим покажется страшно интересным.
— Ты и в самом деле хочешь… меня? — спросила Марина с замиранием в голосе.
— Я хочу тебя больше, чем могу объяснить тебе словами, — со страстью сказал он. — Я хочу тебя не потому, что ты так красива, а потому, что для меня просто необходимо — и физически, и духовно — быть рядом с тобой до конца наших дней.
— И я хочу этого больше всего на свете, — прошептала Марина.
— Мы поженимся с тобой немедленно, — заявил Уинстон. — И поедем в свадебное путешествие в Грецию! — Она вскрикнула от восторга, а он продолжал: — Я хочу, чтобы ты была счастлива!
— Я даже не могу вообразить себе… что может быть прекраснее. Увидеть Грецию и быть вместе с… Аполлоном!
Она едва успела выговорить последнее слово, потому что Уинстон закрыл ей рот поцелуем.
Он целовал ее страстно, но ей казалось, что теперь его поцелуи были чистыми и божественными. Он будто поднял ее на Олимп, и они оба стали как боги.
— Я люблю тебя, — услышала она его голос, — Боже мой, как я люблю тебя!..
Голос его вдруг стал слышен откуда-то издалека, и остался только свет — ослепительный свет жизни, в которой нет места смерти.