— Я не понимаю, к чему такая спешка, Прунелла, — говорила она. — Паско останется у дяди до завтра, а мне так хотелось его увидеть.
— Я уезжаю! — отрезала Прунелла. — А поскольку я не могу оставить тебя одну в доме, ты едешь со мной.
— Конечно, я поеду с тобой, я и сама стремлюсь попасть в Лондон, — ответила Нанетт, — но зачем так торопиться?
Чарити вторила Нанетт:
— Боже милостивый! Мисс Прунелла,
вы сидели безвылазно в Мэноре год за годом, а теперь летите в Лондон, как на пожар! Прунелла была непреклонна, а поскольку ее сборы были несложными, это позволило всем остальным совместными усилиями быстро справиться с упаковкой гардероба Нанетт в несколько сундуков, и еще до полудня девушки были в пути.
Когда накануне вечером сестры вернулись со званого обеда у графа, Прунелла не смогла заснуть. Когда девушка закрывала глаза, она видела перед собой длинную галерею с пустыми стенами, с залегшими в углах комнаты угрюмыми тенями, на сердце давила боль утраты. Продажу картин она рассматривала как вероломное предательство графа. Вслух он благодарил ее за все, что она сделала для Уинслоу-холла, а за ее спиной сделал именно то, чего она боялась больше всего. Прунелла чувствовала себя так, будто портреты предков рода Уинслоу взывали к ней о помощи, а она не смогла спасти их. «Я думаю, что остальные ценности вскоре последуют за портретами, — с горечью подумала она. — Их придется продать, чтобы платить слугам, покупать лошадей и ремонтировать теплицы». Ей хотелось плакать от отчаяния и чувства собственного бессилия. «Как он может быть так глуп,— яростно шептала она в ночную темноту, — и не понимать, что из вещей принадлежит истории, а что представляет собой просто дорогие безделушки?» Когда вчера вечером мужчины присоединились к ним в зале, она пережила яростный приступ гнева. Прунелла хотела тут же, невзирая на присутствие двух молодых людей, высказать хозяину дома, как его потомки, оглядываясь в прошлое, будут обвинять его за растрату их достояния. Но она сказала себе, что именно так вел себя его отец и от этого «мистер Джеральд» покинул родной дом много лет назад. Девушка сознавала, что ни Нанетт, ни Паско не поймут, как много для нее значат эти картины, и они будут просто возмущены нарушением правил приличия и испуганы ее несдержанным поведением. Поэтому она сидела, напряженно выпрямившись в кресле, и не улыбалась, пока остальные шутили и смеялись, и намного раньше, чем хотелось бы Нанетт, поднялась, чтобы отправиться домой.
— Куда ты так рано, Прунелла! К чему нам торопиться?
— Старый Доусон не привык задерживаться так поздно. — Это был первый попавшийся предлог, который пришел Прунелле в голову.
— Я позаботился об этом, — сказал граф. — И отправил вашего кучера в Мэнор еще до обеда, а вы поедете домой в моей карете.
— В вашей карете? — повторила Прунелла.
— К своему удивлению, я обнаружил, что у отца не было достойного таких дам, как вы, экипажа, — ответил граф, — но вскоре я обязательно приобрету современный кабриолет с отличными рессорами. А сегодня Джим отвезет вас домой, и я обещаю, что он доставит вас целыми и невредимыми.
— Как замечательно, что вы подумали об этом! — воскликнула Нанетт. — Я обещала показать Паско библиотеку. Мы ненадолго отлучимся.
И они исчезли раньше, чем Прунелла успела возразить. Как только влюбленная парочка удалилась, граф спросил:
— Что вас так огорчило?
— Ничего, — солгала Прунелла. — Я просто не хотела бы, как вы хорошо знаете, чтобы отношения Нанетт и вашего племянника продолжали развиваться.
— Нанетт — прелестная девушка, — задумчиво сказал граф.
— Тем легче вам будет понять, что я не желаю, чтобы она растратила свою жизнь на человека, который ее недостоин. Граф иронически улыбнулся.
—Если бы браки заключались только в случае равных достоинств жениха и невесты, было бы очень мало свадеб.
— Это вы так считаете, — презрительно сказала Прунелла. — Но вам следует понять, что Нанетт — сирота, и я несу за нее ответственность.
— Вы просто одержимы страстью — нести чужую ношу, — заметил граф, но эти слова в его устах не звучали как похвала.
—Я должна делать то, что считаю своим долгом, — возразила Прунелла.
Граф засмеялся.
— Долг! Как я ненавижу это слово! Оно звучит у меня в ушах с самого детства: «мой долг» сделать это и «мой долг» сделать то. Это любимое слово моего отца и, по-видимому, ваше тоже, Прунелла.
— Многие люди, милорд, весьма серьезно относятся к своим обязанностям.
— А некоторые несерьезно, — ответил граф. — Счастье там, где его найдешь. Может быть, я не прав, но мне кажется, что в жизни есть кое-что, еще неведомое вам. И очень жаль...
Прунелла посмотрела на него с удивлением.
— Почему вы считаете, что я несчастна?
— А вы как считаете?
— Я не хочу отвечать на этот вопрос, — рассердилась Прунелла.
— Я бы предпочел, чтобы вы ответили на него не мне, а себе. Поверьте, что истинное счастье, Прунелла, это наслаждение жизнью во всей ее полноте. Это вам пока недоступно, и вы не знаете, с чего надо начать, — сердито произнес граф. Прунелла надменно вскинула голову.
— У меня создается впечатление, милорд, что вы пытаетесь пробудить во мне недовольство моей жизнью, — сухо произнесла она, — но я не совсем понимаю, какими мотивами вы при этом руководствуетесь.
— Может быть, я просто пытаюсь открыть вам путь к новым интересам и новым радостям, — сказал граф. — Мне бы хотелось, Прунелла, показать вам совсем другой мир, не похожий на ваш привычный уклад маленькой улитки, забившейся в свою раковину.
— Мне непонятно, что вы имеете в виду, — отрезала Прунелла. — Я думаю, милорд, что нам с сестрой пора отправляться домой. Говоря это, она встала. В это время в комнату вошли Нанетт и Паско. У них были счастливые лица, и Прунелла подумала, что они только что целовались. Ей было трудно поверить, что ее сестра может вести себя так легкомысленно, тем не менее это подозрение мучило Прунеллу всю дорогу домой. Вместо того чтобы, как обычно, щебетать, Нанетт сидела в углу кареты молча. Ее глаза сияли, на губах блуждала улыбка. Только после того как Прунелла заявила, что они завтра утром отправляются в Лондон, сестра принялась возражать и уговаривать не торопиться с отъездом. Но это было бесполезно.
Приехав в Лондон, сестры отправились в тихий старомодный отель, в котором всегда останавливался их отец, приезжая на встречи полковых друзей по делам графства. Когда Прунелла объяснила, кто они, управляющий радушно приветствовал их и выразил глубокие соболезнования по поводу смерти сэра Родерика. Сестер проводили в большой мрачный номер с мебелью красного дерева и с двумя безликими и довольно унылыми спальнями. Нанетт уселась в кресло и заявила:
— Ладно, мы приехали в Лондон, хотя для меня это стало полной неожиданностью. Я никак не могу понять, что у тебя на уме, Прунелла.