Она потрясена тем, что произошло, повторял он себе, и можно ли осуждать ее за это? Однако Дорина — одна из тех немногих, кто может мне помочь. Жаль только, что она не хочет ни простить, ни забыть.
Дверь открылась, но вместо Дорины и викария на пороге показалась Розабелл. Она весело подбежала к графу, и тот подумал, что эта светловолосая голубоглазая девочка — самое красивое дитя, которое он когда-либо встречал.
— Я увидела вас из окна спальни, — пояснила Розабелл, — и пришла поговорить.
— Это очень мило с вашей стороны, — отозвался граф. — Ваша сестра не позволила мне отправиться с ней в сад, поискать вашего отца.
— Наверное, она хочет помочь ему умыться, — пояснила Розабелл. — Но я хотела еще раз поблагодарить вас за то, что вы позволили гулять в парке и в лесу.
— Вы уже поблагодарили меня, — возразил граф, — и надеюсь, не раз приедете в Ярд. Уверен, что вы знаете о поместье гораздо больше меня.
— прекрасный дом! — воскликнула Розабелл. — Нас часто приглашали туда ко второму завтраку, пока ваш дядя не заболел. Как нас вкусно кормили!
— Надеюсь, так будет и впредь, — улыбнулся граф.
— А какие пирожные с глазурью! — продолжала предаваться воспоминаниям Розабелл.
Такие блюда у нас никогда не подавали! Они просто нам не по карману! — И тихо вздохнув, добавила: — У нас на обед вечный кролик! Клянусь, мои уши все растут и скоро начнут торчать, и если так пойдет и дальше, то у меня появится пушистый хвостик!
— Ужасно печальная история! — рассмеялся граф.
— Знаю, — согласилась Розабелл, — но после смерти мамы у нас всегда нечего есть!
Граф изумленно уставился на девочку.
— Но могу поверить, что это правда!
— Спросите няню, — откликнулась Розабелл. — Она скажет вам, что мы живем на сущие гроши, а как бывает стыдно, когда торговцы отказываются давать нам в кредит, пока мы не оплатим счета!
Граф вспомнил слова Дорины о том, что именно он должен выплачивать жалованье викарию. Должно быть, то, что он выслушал сейчас, было очередной жалобой. Правда, вполне возможно, что Розабелл просто преувеличивает, и неудивительно, что вернувшаяся вместе с отцом Дорина немедленно отослала сестру, велев садиться за уроки.
Викарий, очевидно, успел причесаться и вымыть руки. Слова Розабелл заставили Оскара внимательнее приглядеться к нему. Он уже и раньше заметил, что все члены семейства Дорины необыкновенно худы, но сам викарий выглядел почти изможденным. Граф подумал, не стоит ли начать разговор о жалованье немедленно, но тут викарий сказал:
— Боюсь, милорд, что не смогу предложить вам ничего освежающего, но, может быть, вы выпьете чашечку чая?
— Благодарю вас, с удовольствием. Так хочется пить после всех уговоров, которые нам с вашей дочерью пришлось применить, чтобы убедить Берроуза и миссис Медоуз вернуться в Ярд.
— Вы снова взяли их на работу? — оживился викарий. — Прекрасно! Увольнение таких верных слуг было огромной ошибкой.
Дорина вышла из комнаты, чтобы приготовить чай, и граф, наклонившись вперед, сказал:
— Мне необходима помощь, викарий, — как ваша, так и вашей семьи. Я слишком медлил с возвращением сюда и не знал, что человек, которого я сделал управляющим, совершил множество несправедливостей от моего имени.
— Вы имеете в виду Ричардсона? — осведомился викарий. — Совершенно согласен с вами. Он восстановил против себя всю деревню, и не упомяни вы об этом, я посчитал бы своей обязан-ностью рассказать о том, что случилось в ваше отсутствие.
— Я уже все знаю, и Ричардсон с сегодняшнего дня уволен.
— Так вы прогнали его? Превосходные новости! Поистине превосходные.
Викарий объяснил графу, как встревожен тем, что фермерам повысили арендную плату, и высказал сожаление по поводу того, что одна семья, жившая в поместье на протяжении двух поколений, получила уведомление о выселении.
Граф записал их фамилию и удовлетворенно кивнул:
— Вы рассказываете именно то, что мне хотелось бы знать, викарий, и все это нужйо немедленно исправить. Вы — единственный, к кому я могу обратиться за советом и помощью. Кроме того, насколько мне известно, ваша жена приходилась мне родственницей.
— Да, она была урожденной Ярд, — кивнул викарий, — и хотя ее семья была против нашего брака, мы были очень счастливы, и я безмерно горюю о ее кончине.
После этого граф поинтересовался, есть ли еще приходы, покровителем которых является владелец поместья. Оказалось, что в округе всего пять таких приходов, хотя два из них в настоящее время бездействовали, и епископ с нетерпением ждал приезда графа, чтобы обсудить с ним возможные кандидатуры священников.
— Одного я не понимаю, — удивлялся граф, — как произошло, что ваше жалованье осталось прежним, несмотря на то, что цены сильно поднялись с начала войны.
— К сожалению, это так, — вздохнул викарий.
Граф путем тактичных расспросов быстро обнаружил, что доход викария был ничтожно мал по сравнению с нуждами семьи. Кроме того, к нему часто обращались бедняки, оказавшиеся в отчаянном положении, и викарий считал для себя невозможным отсылать их с пустыми руками, а потому его собственная семья частенько голодала.
— У моей жены была пожизненная рента, — пояснил викарий, — но после ее смерти мы не получили ничего. Ее отец ненавидел меня, поскольку его красавица дочь могла сделать куда более выгодную партию. Поэтому он составил завещание таким образом, чтобы доход с капитала перешел к ее детям, когда им исполнится двадцать один год. Но до тех пор я не имею права взять даже пенни на их нужды.
— Наверное, ваша дочь Дорина похожа на мать, — заметил граф.
— Совершенно верно, — согласился викарий. — Моя жена была настоящей красавицей, а Дорина — почти ее копия. Однако Розабелл, как вы, вероятно, уже успели заметить, унаследовала голубые глаза и светлые волосы, передающиеся в моей семье из поколения в поколение. Если верить легенде, мои отдаленные предки, были викингами.
Граф, заинтересовавшись, хотел расспросить подробнее, но тут появилась Розабелл и объявила, что Дорина приглашает всех к чаю. Они вошли в столовую, где немедленно появился и Питер, которому не терпелось поговорить с графом о лошадях.
Когда все расселись за столом, накрытым чистой скатертью, граф понял, что Розабелл нисколько не преувеличивала, говоря, что семья голодает: еды действительно было мало — всего несколько аккуратно разложенных сандвичей (по всей видимости, наскоро приготовленных Дориной, когда граф пообещал остаться к чаю), остатки деревенского каравая, крошечный кружочек масла и немного сливового джема в стеклянной вазочке.
Граф заметил, что Розабелл сделала гримаску, когда Питер передал ей джем, и вспомнил, как в детстве терпеть не мог сливы, потому что в школе, где он учился, вечно подавали их на десерт. Однако викарий ничего не заметил и рассеянно жевал сандвич, беседуя с графом о трудностях фермеров и жалуясь на то, что для молодых деревенских парней очень мало работы.