— Я слыхала, как миссис Чемпион рассказывала няне, что в Большом доме устраивали шумный прием. Говорят, там были леди, сверкавшие драгоценностями, как рождественские елки, а джентльмены пили так, что, должно быть, опустошили половину погреба.
— Это всего лишь сплетни, — воскликнула Дорина, — и тебе не к лицу их повторять!
— Я только пересказываю слова миссис Чемпион.
— Вряд ли она знала, что ты подслушиваешь!
— Но как я могла не слушать, когда миссис Чемпион так глуха, что всегда кричит?
Дорина решила, что продолжать этот спор ниже ее достоинства. Кроме того, она полагала, что Розабелл не стоит слишком уж интересоваться делами графа, и поэтому постаралась сменить тему, заговорив с отцом о делах прихода. Однако дети не могли думать ни о чем, кроме приема в графской усадьбе, поскольку в их тихой деревушке Литл Содбери нечасто случалось подобное, и иногда месяцами не происходило никаких событий.
— Мне бы хотелось посмотреть на лошадей графа, — вздохнул Питер, — хотя вряд ли удастся на них прокатиться.
— Держись подальше от конюшен! — велела Дорина. — По-моему, я уже говорила об этом, еще четыре дня назад, когда приехал граф!
— Но конюхам даже нравится, когда я туда прихожу, — запротестовал Питер. — Старый Хокинс говорит, что я прекрасно справляюсь и умею чистить лошадей не хуже любого его грума, и знаешь, Дорина, он тысячу раз позволял мне объезжать загон.
— Но это совсем другое дело. Мы прекрасно знали прежнего графа, и он к нам очень хорошо относился, — покачала головой Дорина. — Сколько раз повторять — нельзя никому навязываться, и неприлично заявляться в дом совершенно незнакомого человека только на том основании, что тебе позволял это его дядя.
— А что, если он окажется не таким добрым, как старый граф? — осведомилась Розабелл. — Что мы будем делать?
— Обходиться без его милостей, — резко бросила Дорина и, взглянув на отца, чьи мысли, по-видимому, были где-то далеко, спросила:
— Папа… я все думаю… не стоит ли… нанести визит графу, поскольку он не был в церкви в воскресенье.
Несколько мгновений у викария был такой вид, словно он не совсем понимал, о чем идет речь. Наконец, что-то сообразив, он ответил:
— Если я понадоблюсь его милости, он пришлет за мной. Я слишком занят, дорогая, чтобы тратить время на пустые поездки.
Дорина не стала напоминать, что вся поездка займет не больше десяти минут. Граф может отказаться принять отца, и тогда получится, что он и в самом деле проездит впустую.
Поэтому девушка лишь спокойно кивнула:
— Ты, конечно, прав, папа. Возможно, мы увидим его в церкви в следующее воскресенье.
Правда, про себя она посчитала это весьма маловероятным. Кроме того, вся деревня была крайне разочарована тем, что после прибытия графа в дом предков фамильная скамья Ярдов во время воскресных церковных служб по-прежнему пустовала. И как раз в этот день прихожане воспылали внезапным благочестием, которое в действительности объяснялось тем, что они сгорали от любопытства. Народу было куда больше обычного, и даже Дорина поймала себя на том, что до самого начала службы постоянно поглядывала в сторону западного придела.
Теперь же, наслушавшись сплетен, распространявшихся по деревне с молниеносной скоростью, она вполне уверилась, что новый граф далеко не набожен и семья викария скорее встретится с ним случайно, чем в доме Божьем.
Дорина собрала посуду и отнесла на кухню, где нянюшка уже вынула большой пудинг и покрывала его клубничным джемом.
— Не забудь положить отцу порцию побольше, — наставляла она питомицу. — Последнее время он совсем не ест.
— Он съел все тушеное мясо, которое было у него на тарелке, — возразила Дорина, — и, по-моему, ему понравилось. Очень вкусно, нянюшка.
— Делаю что могу, — сухо бросила няня, — но нельзя слепить горшок, не имея глины, так что если не желаешь голодать на следующей неделе, попроси у отца денег.
— Не имеет смысла, няня. Ничего у него нет, — покачала головой Дорина. — Вчера вечером мы вместе подсчитывали расходы, и отец расстроился, что не может пока купить новый кактус, из тех, что так хорошо растут в Кью-Гарденз.
— Ну что мне на это сказать? — язвительно осведомилась нянюшка. — Попробуйте убедить его, мисс Дорина, выращивать еду самому, особенно овощи!
Дорина звонко рассмеялась:
— Мама уже пыталась как-то сделать это, но ничего не вышло. Папа любит только кактусы; наверное, поэтому он всю жизнь мечтал побывать в Африке и Южной Америке. Мне кажется, что, занимаясь со своими кактусами, он каждый раз погружается в мечты об этих странах.
— Боюсь, что мечты — это все, что мы можем себе позволить, — проворчала нянюшка, вручая Дорине тарелки и блюдо с пудингом. Она открыла дверь, и девушка направилась в столовую. Поглядев ей вслед, няня вздохнула и уселась на стул у кухонного стола. Ей было уже за шестьдесят, и ноги от долгого стояния у плиты начинали побаливать. Кроме того, зимой ее часто мучил ревматизм. Но старушка думала не о себе, не о своих недугах и болезнях. Она тревожилась о детях, которых знала с самого их рождения и любила всей душой. Ей казалось ужасно несправедливым то, что они едва ли не голодают, в то время как в господском доме деньги, по слухам, текут рекой.
Все, что происходило в Литл Содбери, немедленно доводилось до ушей няни, словно она имела на это полное право. Ей первой рассказали о прибытии нового графа и подробно описали каждого гостя, приехавшего из Лондона на следующий же день. И неудивительно, что обитатели деревушки, в которой все дома принадлежали графу Ярдкомбу, так живо интересовались новым хозяином. В поместье Ярд, одном из древнейших в Англии, все — от ребенка до убеленного сединами старика — были уверены, что наследником графа станет его старший сын Уильям. Все знали Уильяма с первых дней появления на свет, и пожилые обитатели поместья любили его почти как собственного сына. Они тревожились, когда у мальчика была корь и коклюш, радовались, когда он подрос и стал охотиться вместе с отцом, и пережили восторг при известии о первом подстреленном кролике и первой пойманной в озере рыбе. Уильям был общим любимцем, и деревенские жители взирали на него с любовью и восхищением, а по мере того как мальчик становился старше, — и с гордостью собственников. И не было ни одного человека, который не страдал бы, когда несчастный молодой человек был убит на войне с французами на Пиренейском полуострове.
Обитатели поместья перенесли всю любовь на Чарльза, младшего сына графа, но и он погиб в Бельгии во время переброски войск герцога Веллингтона, за месяц до битвы, при Ватерлоо. Его смерть была для всех тяжелым ударом.
Дорина, которая воспитывалась вместе с молодыми людьми, до сих пор испытывала боль утраты. Совсем детьми они свободно бегали как по жилищу священника, так и по господскому дому. Для нее они были словно братья, и с их смертью девушка лишилась дружеской теплоты и радости, которые так скрашивали ее жизнь.