Андре заметил, что Оркис в точности следовала примеру своего кумира.
Они спустились вниз на несколько ступеней, прошли под греческим портиком, который поддерживали колонны ионического ордера, и наконец оказались на берегу восьмиугольного бассейна, в который вливалась струя кристально чистой воды. По краям его росли кусты и высокие деревья.
Распахнулись деревянные резные двери, и слуги торжественно ввели их в покои Оркис.
Зал, в который они вошли, был разделен на две части; своды его поддерживали колонны, в окнах не было стекол, и через них струился внутрь жаркий влажный воздух.
В конце зала, на возвышении, поднимавшемся фута на два над полом, стояло огромное ложе в форме лебедя, с горой атласных подушек, вздымающейся в пене из кружев, Оркис принимала посетителей, восседая на ложе, словно королева на троне; на ней был только полупрозрачный пеньюар из желтого шифона, через который просвечивали темные соски ее грудей.
Внизу, у ложа, стоял тяжелый, внушительных размеров, стол времен Наполеона, с позолоченными бронзовыми украшениями, а рядом толпилось человек двенадцать мужчин.
В основном это были негры и несколько мулатов; большинство — в форме императорской армии, с золотыми галунами.
Все они явно преклонялись перед женщиной, возвышавшейся перед ними на ложе, ловили каждое ее слово, готовые в любой момент услужить ей; они отталкивали друг друга, стремясь протиснуться к ней поближе, старались всеми способами привлечь ее внимание, взирали на нее с немым обожанием.
Оркис, казалось, была довольна тем, что поклонников у нее прибавилось; как только было объявлено о приходе Жака, она протянула руку, подзывая его к себе.
Тот подошел поближе к ложу, и Андре, следуя за ним, мог теперь лучше разглядеть восседавшую на нем женщину.
Она оказалась совсем не такой, какой рисовалась в его воображении; с первого взгляда необычная, экзотическая красота Оркис напоминала о чудном тропическом цветке, столь же прекрасном, как и ее имя [1] .
Андре никогда не представлял себе, как такая волшебная, чарующая прелесть может сочетаться с чем-то демонически-зловещим, пагубным и неумолимым, что сквозило во всем ее облике.
Ее обнаженные руки, лицо и все плавные, ясно вырисовывающиеся под пеньюаром линии тела были нежно-золотистыми, с легким розоватым оттенком. Полные алые губы точно пылали страстью, они манили и звали, обещая тайные, неизведанные наслаждения.
Взгляд ее таинственных зеленых глаз был глубоким и в то же время требовательным, он притягивал, завораживал какой-то колдовской силой. Глаза эти, обращаясь на мужчину, казалось, пронизывали его насквозь, проникая в самые глубины его сердца, увлекая и зачаровывая.
Вся она была обольстительная, по-змеиному вкрадчивая, чувственная. В ней было что-то кошачье, но она напоминала не домашнюю кошку, а дикое гибкое животное, обитающее в джунглях, и она была соблазнительна, как Лилит в саду Эдема.
— Жак! — вскричала она так нежно, что любой мужчина потерял бы голову от одного только звука ее голоса. — Почему вы так долго не приходили?
— Я был в Ле-Капе, — объяснил мулат. — Но теперь я вернулся и привел с собой одного моего друга. Вы никогда не видели его раньше, но вам будет интересно с ним познакомиться; он может рассказать вам все последние американские новости; он только что вернулся из Америки.
— Америка!
Глаза Оркис обратились к Андре; он почувствовал, как взгляд ее скользнул по нему, словно раздевая; ему казалось, что он стоит перед ней совершенно нагой, и ему нечем было защититься от этого взгляда.
Очевидно, осмотр вполне удовлетворил ее, потому что она благосклонно протянул ему руку, говоря:
— Вы непременно должны рассказать мне, что сейчас носят в Америке и сколько новоявленных миллионеров приходится на один квадратный миллиметр площади в этой процветающей стране.
— Я с большим удовольствием готов подробнейшим образом описать вам все это, — галантно ответил Андре.
Оркис метнула на него быстрый взгляд из-под ресниц, точно пытаясь заглянуть ему в душу. Затем неожиданно хлопнула в ладоши и с видом королевы заявила:.
— Уходите — вы, все! Ко мне пришли друзья, и мне надо кое-что обсудить с ними, но я ничего не слышу — вы слишком шумите. Оставьте меня!
— О госпожа, как вы можете быть столь жестоки? — горестно воскликнул офицер, чьи громадные золотые эполеты делали ширину плеч равной его росту.
— Разве я когда-нибудь была с вами жестока или относилась к вам несправедливо, Рене? — мягко, вкрадчиво спросила Оркис. — Приходите завтра, возможно, мы побеседуем с вами наедине. , Ее тон не оставлял никакого сомнения в том, что крылось под этим приглашением, и было заметно, что Рене совершенно успокоился, польщенный такой честью.
Склонившись над ее рукой, офицер дотронулся губами до ее пальцев, и вся компания, не осмеливаясь ослушаться приказа своей госпожи и повелительницы, покинула зал, оставив Оркис наедине с Жаком и Андре.
— Садитесь, mes braves [2] , — пригласила она. — Не желаете ли вина?
— Рядом с тобой, Оркис, мы пьяны без вина, — галантно ответил Жак.
— Ты всегда льстишь мне, негодник, ты обманываешь меня, — кокетливо надула губки Оркис. — А чем, скажи на милость, ты занимался с той poule [3] , которая вытеснила меня из твоего сердца?
— Ничего подобного, никто не может сравниться с тобой, — запротестовал Жак. — К тому же, пока я был в отъезде, она нашла себе другого покровителя, генерала; что я для нее по сравнению с ним?
Мулат произнес все это так забавно, что Оркис не могла удержаться от смеха.
— Так, значит, ты получил отставку! Правильно, надо поощрять и поддерживать наших воинов.
— Она посмотрела на Андре. — Неплохо бы и тебе вступить в ряды наших доблестных гаитянских солдат, тебе бы очень пошла их форма.
— Я штатский человек, бизнесмен, — твердо сказал Андре.
— Кстати, о форме, — вмешался Жак. — Андре как раз привез из Америки две тысячи комплектов, заказанных императором.
— Они здесь! — радостно воскликнула Оркис. — Жан-Жак будет в восторге. Только бы он успел получить их к тому моменту, когда будет одержана окончательная победа над испанцами!
— Сражение никогда не идет на пользу новой форме, — заметил мулат. — Не лучше ли сохранить ее для триумфальных церемоний?
— Ну конечно! — согласилась Оркис. — Надеюсь, новая форма оправдает ожидания императора. В противном случае не одна голова покатится с плеч!
Жак в шутливом отчаянье воздел кверху руки: