Тщетная предосторожность | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Он будет очень разумным мужем, — невозмутимо отвечала Микаэла.

Синтия встряхнула головой, пытаясь убедиться, что это не сон.

Микаэла, — сказала она умоляюще, — не делай этого. Это дурно, безнравственно!

— На вас не угодишь! — насмешливо воскликнула Микаэла, но на лице ее ясно читалась злость. — Вы не хотите, чтобы я сбежала с любовником, не хотите, чтобы я вышла замуж. Чего же вы хотите? Чтобы я осталась старой девой?

— Не выйдет! — отрезал Роберт. — Я сам поговорю с Марриоттом.

Он решительно направился к двери, но, когда взялся за ручку, Микаэла остановила его.

— Если ты намерен с ним разговаривать, — сказала она с притворной кротостью, — я тоже поговорю: поведаю правду о себе… и о тебе!

— Что ты имеешь в виду?

Синтии показалось, что Роберт, словно загнанный в угол зверь, приготовился к защите и оскалился.

— Думаю, мы понимаем друг друга, — отчеканила Микаэла. — Я намерена выйти замуж за Артура Марриотта, и лучше, если ты не будешь мне в этом мешать.

К удивлению Синтии, Роберт уступил. Он отошел к окну.

— Что же, ладно, — сказал он. — Выходи хоть за дьявола, если хочешь!

Микаэла недобро усмехнулась:

— Благодарю за позволение, сойдет пока и Артур. Свадьба через три недели. Медлить не к чему.

Выходя из комнаты, она обернулась и выпустила еще одну отравленную стрелу.

— Артур в гостиной. Я уверена, вы оба горите желанием поздравить его! — С этими словами она резко захлопнула дверь.

Синтия обернулась к Роберту. Видно было, что он невыносимо страдает. Она подумала, что лучше, пожалуй, оставить его одного, но чутье подсказало — сейчас она нужна ему больше, чем когда-либо прежде.

Синтия подошла. Он смотрел в окно невидящим взглядом, рука, лежащая на подоконнике, сжата так, что побелели суставы.

— Роберт, я глубоко вам сочувствую, — произнесла Синтия еле слышно.

Он обернулся.

— Наверно, я получил по заслугам, — ответил он. — Но я всей душой надеялся завоевать ее любовь и думал: она поверит мне. Но я проиграл. Проиграл там, где мог бы выиграть.

— Она еще так молода, — сказала Синтия, пытаясь его утешить.

Она села рядом на широкий подоконник и снова посмотрела на Роберта, на его хмурое, мрачное лицо.

— Она еще совсем юная, — повторила Синтия. — Вы должны отнестись к ней с сочувствием и пониманием. Наверно, она всю жизнь мечтала о любви, а мы у нее эту любовь отняли, и бедняжка в отчаянии, что с ней нет Хью, и ненавидит тех, кто ее разлучил с ним. Ненавидит нас.

Роберт кивнул.

— Да, меня она ненавидит. Теперь я это чувствую.

— Она так несчастна, — напомнила Синтия, — бесконечно несчастна. Понимаете, она похожа на вас — ею владеют чувства, и если она о чем-то мечтает, то стремится к этому всем существом.

— Верно, она похожа на меня, — согласился Роберт и тихо добавил: — Я всегда мечтал о ребенке и вдруг узнаю, у меня есть дочь. Я был счастлив безмерно. Не знал, чем это может обернуться.

— Но она ведь еще не вышла замуж, — заметила Синтия. — Может быть, стоит поговорить с Артуром? Он должен понять, что Микаэла не любит его и пообещала стать его женой из совершенно других соображений. Конечно, тяжело будет разъяснить ему, как обстоит дело на самом деле.

Роберт отрицательно покачал головой:

— Вы слышали, что сказала Микаэла. Если мы вмешаемся, она расскажет Артуру всю правду о себе и… обо мне.

— Вы страшитесь этого?

Роберт безнадежно махнул рукой.

— В моей жизни есть тайны, которых вы не знаете, — сказал он. — И не должен знать никто. Иначе мне грозит беда.

Синтия не ожидала подобных откровений и не знала толком, как на это отвечать.

Она вопросительно посмотрела на Роберта, но тот отошел и встал у письменного стола.

— Что же, — сказал он, — видимо, необходимо побеседовать с Артуром. Если свадьба через три недели, очень многое следует продумать и обсудить.

Сказано это было без горечи. В его голосе слышалась лишь бесконечная усталость. Озадаченная, не зная, что ей ответить, Синтия молча последовала за ним в гостиную.

Глава девятнадцатая

Неприятностей было хоть отбавляй. Мало было Синтии надменной, вызывающей Микаэлы, самодовольно-напыщенного Артура, подавленного Роберта. Так появилась еще незадача: нагрянула Сара с визитом.

Получив за полчаса до прибытия поезда от нее телеграмму, Синтия невольно воскликнула:

— Только этого не хватало! Неужели она заявится в такое неподходящее время?

— Кто заявится, мисс? — поинтересовалась Грейс, которая принесла телеграмму и теперь ждала указаний.

— Миссис Иствуд едет, хочет у меня пожить, — объяснила она горничной. — Вот прочтите.

Грейс медленно читала, близоруко вглядываясь в неровные строчки:


«Прибываю в 3 часа. Надеюсь, ты будешь мне рада. Мечтаю о встрече.

Сара».


— Откладывать визит поздно, даже если бы нашлась уважительная причина, — недовольно подытожила Синтия.

— Может, миссис Иствуд ненадолго, мисс, — успокоила Грейс. — Еще вам забота. Я нынче утром Розе говорю, мисс Синтии надо отдохнуть. Опять у вас вид усталый, мисс, сразу заметно.

— Нет, я чувствую себя хорошо, — рассеянно отозвалась Синтия. — Приготовьте, пожалуйста, Саре комнату, Грейс, и предупредите Розу.

— Хорошо, мисс, — сказала горничная и вышла.

«Зачем Саре опять понадобилось сюда? — думала Синтия. — Ее недавнее письмо сплошь состояло из описаний приемов в ее честь по возвращении в Лондон. И в нем не было ни намека на стремление искать тишины и покоя в сельских местах. Да и суетное обременительное присутствие Сары сейчас вовсе не ко времени. Забот и беспокойства и так хватает».

Синтия взглянула на часы. Половина третьего. Она обещала Роберту быть к трем в «Березах». Надо позвонить, сказать, что ей придется сначала встретить гостью.

Взяв трубку, она назвала телефон Роберта. Через минуту ее соединили, и дворецкий пошел звать хозяина.


В ожидании Синтия с улыбкой подумала, как бы удивилась она себе всего несколько месяцев назад, приди ей в голову вот так, запросто и по-свойски, позвонить Роберту Шелфорду. Да она бы и мысли такой не допустила. Но Роберт так изменился!

Улыбка исчезла с лица Синтии. Она грустно вздохнула.

Этот новый Роберт внушал ей беспокойство. Его невозможно понять. Он стал таким безразличным, непохожим на себя прежнего.