— Никакая женщина не могла бы выглядеть столь совершенно. Сердце моего сердца, я знаю, ты ангел, спустившийся ко мне с Небес!
Под фатой она улыбнулась ему, а он взял ее под руку и повел по длинному коридору.
Лоретта догадалась, что часовня расположена в восточном крыле замка.
Вскоре до них донеслась негромкая органная музыка.
Но когда они вошли, Лоретта уже видела только капеллана, ожидающего у аналоя.
По его бокам стояли двое служек.
Служба была короткой, так как Лоретта не принадлежала к католической церкви.
Однако, стоя на коленях рядом с Фабианом и принимая благословение, она решила, что перейдет в католицизм, чтобы молиться вместе с Фабианом и их детьми, когда они у них будут.
Они поднялись с колен, и ей показалось, что маленькая часовня вовсе не пуста. Она ощутила, что тут жива и сильна вера всех тех, кто молился в этих стенах на протяжении многих веков.
И когда Фабиан повел ее к двери, ей не нужны были поздравления никаких свадебных гостей.
К удивлению Лоретты, они не направились, как она ожидала, в гостиную, чтобы выпить шампанское за здоровье друг друга.
Вместо этого Фабиан поднялся с ней по лестнице в другую спальню, смежную, как она догадалась, с ее спальней.
Эта комната была больше, не менее красивой, но, пожалуй, чуть пышнее, а старинная мебель, видимо, уцелела в кровавые годы революции.
Огромную кровать с алыми расшитыми гербами Фабиана занавесями увенчивал балдахин, сверкающий позолотой и покрытый столь искусной резьбой, что Лоретте захотелось посмотреть его поближе.
Однако пока ей довольно было смотреть на своего мужа.
Он закрыл двери и увлек ее к окну, откуда открывался вид на фонтаны, играющие среди цветников.
— Это твой дом, мое сокровище, — сказал он, — и я хочу, чтобы ты полюбила его, как люблю я, и превратила в обитель любви для всех, кто живет тут.
— Этого и я… хочу.
Тут она прильнула к нему и спросила:
— Мы правда… поженились? Я правда ваша… жена? Я была так уверена, когда вы… сердились на меня, что… я вам больше… не нужна.
— Ты моя жена, — сказал Фабиан глубоким голосом, — и я намерен доказать это, моя любовь, так убедительно, что ты уже никогда в этом не усомнишься.
При этих словах он осторожно снял с ее головы тиару, а потом кружевную фату, положил их на кресло рядом и притянул Лоретту к себе.
Приподняв пальцем ее подбородок, он начал ее целовать, сначала очень нежно, будто она была чем-то бесценным и хрупким.
Потом, когда трепет волнения и восторга пронизал все ее тело, его поцелуи обрели нарастающую страстную требовательность.
И вновь она словно танцевала на радуге высоко в небе, и вдруг ее платье зашуршало и соскользнуло на пол.
И сразу же, едва она вскрикнула от удивления, Фабиан подхватил ее на руки.
Он направился с ней к кровати, говоря:
— Cinq-a-sept [23] во Франции это время отдыха, и, раз я обучаю тебя французским обычаям, моя обожаемая чаровница, то это в деликатной форме означает, что я хочу любить тебя.
Он положил ее на мягкие, отделанные кружевом подушки, и ей вновь показалось, что она грезит.
А когда проснется, замок и фонтаны исчезнут, и окажется, что возлюбленный, о ком она грезила всю жизнь, лишь плод ее воображения.
Но тут Фабиан лег рядом с ней, и, когда он взял ее в объятия, она поняла, что это явь, что она нашла его, что она его жена.
И любовь, которая весь день словно переполняла ее тело солнечным сиянием, возросла стократно.
Точно приливная волна это чувство влекло ее к нему, все ближе, ближе, пока она не почувствовала, что его сердце бьется вплотную к ее сердцу, что они стали единым и неделимым целым.
— Мое сокровище, моя любовь, моя совершенная и обворожительная женушка! — сказал Фабиан глубоким голосом. — Ты моя, и мы спаслись не только от наших отцов, но и от мира, и от всего безобразного и мерзкого.
Он притянул ее к себе и продолжал:
— Мы начинаем новую жизнь, ты и я, и наша любовь укажет нам путь к счастью, которое, возможно, покажется невероятным, но которое останется нашим всю вечность.
— Я… люблю тебя… Я люблю… тебя, Фабиан, — прошептала Лоретта.
Она ощутила его поцелуи на своих губах, шее, груди.
Его флюиды подчиняли ее, побеждали, и она растворялась в них.
Она стала частью его, и радуга уносила ее все выше и выше в небо.
Пронизывая ее тело, радуга превращалась в огненные язычки страсти, и они сливались с пламенем, бушевавшем в Фабиане.
Она чувствовала, как жар этого пламени пожирает ее, и утратила способность думать, могла только чувствовать… чувствовать…
— Это… любовь! Ах… Фабиан… я люблю… тебя!
— Ты моя, мое сокровище, моя совершенная маленькая богиня, моя жена! Подари мне себя.
— Я… твоя… вся… твоя!
И тут, когда радуга коснулась звезд над ними, а восторг превратился в экстаз, почти болезненный в чрезмерности, Фабиан сделал Лоретту своей.