Их никто не провожал, за исключением слуг, викария и миссис Эшли.
— Благослови тебя Бог, моя дорогая, — произнес викарий, целуя на прощание дочь.
— Бог уже сделал это, дав мне такого замечательного мужа, — ответила Лавела.
Она великолепно смотрелась рядом с герцогом в его дорожном экипаже.
В него была впряжена четверка породистых лошадей.
Их сопровождали два верховых всадника.
Бледное солнце только что всплыло на небо.
В его свете Лавела была похожа на ангела, сошедшего с Небес, чтобы всегда быть с любимым.
Во время венчания герцог думал о том, что начинает новую главу своей жизни.
Она будет разительно отличаться от его прежнего бытия.
По его указанию часовня приобрела совершенно иной вид: она была не такой, как в ту злосчастную ночь, когда Джослин пытался заставить его жениться на Фионе.
Теперь она казалась беседкой любви.
На алтаре стояли лилии, и стены были украшены свежими цветами.
На церемонии присутствовала только миссис Эшли.
А герцог чувствовал, как над ними летают ангелы и поют для Лавелы; ему даже казалось, будто он различает их мелодию.
Когда они опустились на колени под благословение, он слышал, как стучат в его сердце слова благодарности, которые мысленно произносила и Лавела.
» Нам посчастливилось найти друг друга, — размышлял он, — и наша жизнь будет освещена солнечными лучами «.
К счастью, снег прекратился перед рассветом, исчез и гололед.
Дороги больше не были опасными.
Глядя окрест на белое безмолвие, герцог думал, что этот мир так же чист и свеж, как Лавела.
— Я люблю тебя, моя милая! — выдохнул он.
— И я тебя люблю!
Она говорила все тем же восторженным тихим голосом, которым отвечала на вопросы во время венчания.
Очень бережно герцог снял с нее маленькую шляпку и положил на сиденье.
Он привлек к себе юную жену со словами:
— Мы убежали — мы спаслись! Теперь никто не помешает нам быть вместе, и мне не надо больше скрывать, какими глазами я смотрю на тебя.
Лавела рассмеялась.
— Я так боялась, что люди заметят, как я гляжу на тебя и как хочу быть близкой тебе, как близки мы сейчас.
— Мы еще недостаточно близки, — уточнил герцог.
Он увидел, как покраснела его жена, и прибавил:
— Сегодня мы остановимся в моем доме по дороге в Дувр. Я пользовался им только в тех случаях, когда уезжал за границу.
— Ты не заметил, — спросила Лавела, — что я даже не спросила, куда мы едем? Было некогда.
— Я все продумал, — сказал герцог. — Но мне хочется преподнести тебе сюрприз. Ты должна закрыть глаза, пока я не велю тебе открыть их.
Она развеселилась.
— Я буду рада сделать это, если только, когда я… открою глаза… ты не исчезнешь.
— Можешь быть совершенно уверена, я буду на месте, — ответил герцог.
Дом, которого они достигли уже далеко за полдень, был небольшой, но весьма комфортабельный.
Герцог купил его у своего друга, так как не любил останавливаться в гостиницах.
Доехать же до Дувра на лошадях за один день было невозможно.
Ему было приятно знать, что он может пересечь Пролив в любое время, когда захочет развлечься.
Однако же он обычно пересекал его, отправляясь с очередной особой миссией в Европу по поручению либо королевы, либо премьер-министра.
В подобных случаях этот дом представлял большое удобство.
Шелдона Мура сейчас радовало то, что он никогда не приглашал сюда женщин.
Лавела была очарована домом.
— Он похож на кукольный домик! — воскликнула она.
— А мне хочется, чтоб ты считала его сказочным дворцом, а меня — заколдованным принцем! — с притворной грустью молвил герцог.
— Ты сам знаешь, что это так и есть, — выпалила она, — и всегда так будет — хоть в Мур-парке, хоть в пещере! Ты будешь для меня все тем же — самим собой, и это… самое… главное!
Именно о таком чувстве герцог всегда мечтал, но сомневался, что когда-нибудь ему повезет.
Мечтал о женщине, которая любила бы его самого, а не его титул или состояние.
Вечером герцог вошел в комнату Лавелы.
Он думал, что она уже в постели.
Но она стояла у окна.
Занавески были раздвинуты, и она смотрела на пейзаж за окном.
Снег застлал землю сплошным покровом.
На небе появились первые звезды.
Полная луна выплыла из-за деревьев.
Ее свет придавал окружающим предметам некую таинственность.
Трудно было поверить, что это земля, а не какой-то небесный рай, в котором единственными живыми существами были они.
Герцог пересек комнату и приблизился к Лавеле.
— Когда ты смотришь куда-то, отвернувшись от меня, как сейчас, — обнял он ее, — я начинаю бояться, что ты исчезнешь и я никогда не смогу найти тебя вновь.
— Ты никогда не потеряешь меня, — промолвила Лавела. — Когда нас венчали, я поняла: мы теперь уже не два человека, а один, я… часть тебя, как ты — часть… меня.
Герцог поцеловал ее в лоб и, подняв на руки, понес к большой кровати под шелковым пологом.
Он положил ее на подушки.
Она смотрела туда, где в окно заглядывали звезды.
Герцог прилег рядом и обнял ее.
— Это… правда… действительно правда, — спросила она, — что мы… здесь… вместе… и луна и… звезды дарят… нам… свое благословение?
— Это действительно правда, — подтвердил герцог, — и я буду любить тебя, моя радость, до тех пор, пока звезды не исчезнут с неба навсегда и не пересохнут моря!
Он целовал ее очень нежно, чтобы не испугать.
А почувствовав, как ее губы отвечают на поцелуи, а тело трепещет в его руках, стал целовать ее страстно и жадно.
И запульсировала кровь в его висках.
И запылал в нем огонь желания.
Однако эта любовь отличалась от прежних его отношений с женщинами.
Лавела была столь молода и невинна, что ему следовало быть с ней нежнее, бережнее, дабы не причинить ей боль и не напугать ее.
Но истина заключалась в том, что эта любовь дарована Богом, а потому все, что он сделает, будет иметь божественный отзвук.
— Я люблю тебя! О, как я люблю тебя! — воскликнул он.
— Когда… ты… целуешь меня, — шептала Лавела, — как будто… звезды… сияют в моем… сердце.