— Нечего меня носить. Дай мне околеть спокойно. Мне и здесь хорошо.
Мурли вздохнула и дала Помоечнице молока и мяса.
— Вот это кстати, — сказала Помоечница. — Меня мучает жажда. Я всегда пила из крана на стоянке. Там натекает лужица. Но это довольно далеко, а я ковыляю с таким трудом...
Напившись, она пробормотала:
— Сама, дура старая, во всём виновата.
— Расскажи, как всё произошло.
— Я шла вдоль этих шикарных садов и увидела прямо перед собой большую белую виллу, всю в розах. Обычно я в те сады не совалась, ведь их охраняют собаки. Но тамошний пес был заперт в гараже. Ох, и бесновался он, а мне от этого было ни жарко ни холодно: меня-то он достать всё равно не мог. Ворота сада стояли нараспашку, и я учуяла потрясающий запах. А есть хотелось до чертиков! Потому что с шестью писклями вечно живот сводит от голода, сама понимаешь. Ну вот, заглядываю я, значит, в дом. А в комнате никого. Посередине большой накрытый стол с букетом роз. На розы мне, честно говоря, наплевать, но я учуяла лосося. И что в таком случае делаешь? Конечно, стараешься не упустить свой шанс.
— И ты вошла в дом?
— Вошла как миленькая. Вспрыгнула на стол и сразу очутилась перед блюдом с лососем. Тут у меня просто глаза разбежались — сколько же там всего было! И крабы тебе, и куры, и холодный ростбиф. Взбитые сливки, креветки, соусы такие и сякие. Мр-р-рау! — Помоечница мечтательно закатила глаза. И прошлась язычком по всем своим детям.
— И что дальше?
— Что-что! У меня закружилась голова, вот что! Крыша поехала от всей этой еды. Не знала, за что приняться. Надо же! Нет бы сжевать сразу этого треклятого лосося — хоть было бы что вспомнить! Но от всех этих запахов я потеряла рассудок. А теперь вот вспоминай-мучайся! Не съесть ни кусочка! Голодранка безмозглая!
— Но что же было потом, говори скорей!
— А ты как думаешь? Явились — не запылились.
— Кто?
— Хозяин с хозяйкой. Я не слышала, как они вошли. Дура, конечно! Я словно мозгами повредилась. Спрыгнула со стола и помчалась к двери, а там уже поджидает меня хозяйка и лупит зонтом. Я — назад, а там — он. Схватил со стола бутылку. И... бр-р-мяу!
Помоечница жалобно мяукнула.
— Как же тебе удалось выбраться?
— Не помню. Но выбралась — сама видишь. Наверное, проскочила у неё между ног, она успела напоследок огреть меня зонтом, с тем я и была такова. Пулей выскочила в сад. Сперва я ничего не заметила, но когда захотела перепрыгнуть через изгородь... тут-то и поняла, что со мной не всё в порядке. Какое там прыгать, я даже ползком не могла взобраться на эту загородку!
— Как же тебе это всё-таки удалось? — спросила Мурли.
— Собака. Они выпустили из гаража собаку. Я слышала, как этот пес летел на меня, и заметалась вдоль изгороди, но нигде не было никакой лазейки, нигде! «Спета твоя песенка, Помоечница, — подумала я. — Лапа волочится, один на один с этим псом... всё, — сказала я себе, — окончен твой славный путь». Но всё же на прощанье я влепила ему по носу лапой, и он отступил. А пока он соображал, как меня половчее сожрать, я вдруг вспомнила про своих писклей — и мигом взлетела на изгородь. Не спрашивай, как это у меня получилось, не знаю. Вот тебе факт — ещё помучаемся!
— А сейчас ты можешь ходить?
— Как старая кляча. Еле себя таскаю. А, заживёт всё. Где наша не пропадала! На то я и бродячая кошка. Я так рада, что расцарапала нос этому мерзавцу, долго будет помнить Помоечницу!
— Как его звали?
— Марс.
— Боже мой!
— А что, ты с ним тоже знакома?
— Знакома, — кивнула Мурли. — Выходит, бутылкой тебя ударил хозяин Марса?
— Он самый, я ж тебе сказала. Эллемейт его звать. Директор парфюмерной фабрики. Где мой сынок Парфюм проживает.
— Он же Председатель общества, — прошептала Мурли. — Общества Друзей Животных.
— Вот оно что! — воскликнула Помоечница. — Меня это ничуть не удивляет. Говорила я тебе: все люди — дрянь.
* * *
— Это отвратительно, — сказала Биби, выслушав рассказ Мурли. — Какой ужасный человек! Бедная Помоечница!
— Тебе нужно навестить её. Ты ведь знаешь, где она живёт.
— Я уже была там один раз. В брошенном фургоне. Как ты думаешь, можно мне сфотографировать её котят?
Биби теперь повсюду ходила с фотоаппаратом и щелкала направо и налево. Снимки иной раз получались кривоватые, но всегда отчетливые.
Биби и Мурли стали подругами. Сейчас они сидели на скамейке в скверике.
— А Тиббе написал об этом в газету? — спросила Биби. — Про господина Эллемейта и Помоечницу?
— Нет. — Мурли покачала головой. — Ему нельзя писать про кошек, так он сам говорит.
— Но это ведь не про кошек! Он должен написать про Председателя общества... как оно называется?
— Общество Друзей Животных.
— Ну вот, об этом-то он просто обязан написать! О том, что такой важный господин бьет бедную кормящую кошку.
— Мне тоже так кажется. — Мурли вздохнула. — Но он не хочет.
Она как-то странно посмотрела на нижнюю ветку вяза. Биби проследила за её взглядом. На ветке щебетала птичка. Биби обернулась к Мурли, и ей сделалось страшно... Вид у той был какой-то... как в тот раз с мышкой.
— Мурли! — закричала Биби. Мурли испуганно вздрогнула.
— Я же ничего не сделала, — быстро сказала она, но тон у неё был виноватый.
— Так нельзя, какая же ты! — Биби погрозила ей пальчиком. — Птички такие же симпатичные, как и кошки.
— Когда я жила на Эммалаан... — мечтательно протянула Мурли.
— Где ты жила?
— На Эммалаан. Когда я была кошкой. Там я ловила птичек... За домом, возле террасы, где растут золотые шары... Птички были такие...
— Прекрати немедленно! Я не слушаю! — воскликнула Биби.
Она вскочила и побежала прочь со своим фотоаппаратом.
— Я не понимаю, — в который раз завела разговор Мурли. — Об этом обязательно нужно напечатать в газете. Ведь Помоечницу покалечил не кто-нибудь, а Председатель Общества Друзей Животных.
— Нет, — твердо сказал Тиббе. — Кошки — это не новости, так говорит мой шеф.
— А бедная кормящая мамаша, которую ударили бутылкой, — настаивала Мурли. — Может, она искалечена на всю жизнь.
— Я вполне понимаю, — с некоторым сомнением в голосе произнес Тиббе, — что можно взбелениться, когда на праздничном столе твоим лососем закусывает грязная бродячая кошка. И допускаю, что при этом можно схватить первый попавшийся предмет и запустить им в воровку.