Но этого не случилось. Рози свернула за последний поворот и увидела впереди начало лестницы. Задыхаясь, смеясь и плача одновременно, выбежала из коридора между стенами лабиринта и бросилась к ней. Поднявшись на несколько ступеней, остановилась и оглянулась. Отсюда она видела, как, извиваясь, скрываются в полумраке изломанные стены лабиринта, беспорядочное, хаотичное переплетение прямых линий и углов, правых и левых поворотов, разветвлений и тупиков. Где-то вдалеке раздавался топот перешедшего на галоп Эриниса. Галопирующего прочь от них. Они спаслись от рассвирепевшего зверя, и плечи Рози опустились от облегчения.
В голове снова прозвучал голос «Уэнди»: «Забудь про Него— возвращайся скорее сюда с ребенком. Пока ты держишься молодцом, но дело еще не окончено».
О нет, отнюдь не закончено. Ей предстоит подняться На двести с хвостиком ступеней, и не самой, а с ребенком на руках, и не после хорошего отдыха, а сейчас, когда у нее подгибаются колени от изнеможения.
«Постепенно, милая, шаг за шагом, — посоветовала Практичность-Благоразумие.
— Только так и не иначе — и не стой как вкопанная, а действуй».
Ну конечно, конечно. Миссис П. — Б., королева философии «Двенадцать ступеней», Рози начала подниматься (шаг за шагом), время от времени оглядываясь назад и отвлеченно думая
(могут ли быки подниматься по ступеням?)
о всяческих ужасах, постепенно удаляясь от лабиринта. Ребенок становился все тяжелее и тяжелее, словно здесь вступал в силу таинственный физический закон: чем ближе к поверхности, тем тяжелее дети. Внимательно присмотревшись, она различила далеко впереди искорку дневного света. Казалось, точка света дразнила ее, не желая ни увеличиваться, ни приближаться, в то время как дышать становилось все труднее, а кровь глухо стучала в висках. Впервые за последние две недели она почувствовала по-настоящему сильную боль в почках, пульсирующую контрапунктом с ударами не справляющегося с нагрузкой сердца. Она игнорировала все это — в той степени, в какой ей удавалось, — цепляясь взглядом за светлую точку впереди. Наконец искорка увеличилась в размерах и приобрела очертания выхода из лестничного коридора.
В пяти ступенях от вершины ее парализовала сильнейшая судорога, захватившая большую мышцу в верхней части правого бедра, отчего под кожей, от колена до самой ягодицы, образовались тугие узлы. Она протянула руку и начала массировать одеревеневшую ногу; поначалу ей казалось, что она пытается вымесить тесто из камня. Ее дрожащие губы искривились в гримасе боли. Слабо постанывая, Рози разминала мышцу (еще одно привычное занятие; за годы брака ей нередко приходилось приводить себя в нормальное состояние), пока, наконец, узлы под кожей не рассосались. Рози согнула ногу в колене, проверяя, не вернется ли судорога. Убедившись, что повторяться она не собирается, Рози осторожно преодолела последние несколько ступеней, перенося большую часть своего веса на левую ногу. Наверху она остановилась, в замешательстве озираясь взглядом шахтера, который, вопреки всем ожиданиям, выкарабкался живым из страшного завала.
За то время, которое она провела под землей, ветер прогнал с неба почти все тучи, и день теперь наполнился ленивым солнечным светом. Воздух был тяжелым и сырым, но Рози подумала, что никогда в жизни не получала такого удовольствия от простого дыхания. Она повернула лицо, влажное от пота и слез, к кусочкам проступавшего в разрывах между облаками неба цвета джинсов. Где-то в отдалении продолжал беспомощно грохотать гром, как побитый задира, сотрясающий кулаком в пустой угрозе. Это навело ее на мысль об Эринисе, мечущемуся по коридорам лабиринта в мрачном подземелье в надежде отыскать женщину, осмелившуюся нарушить его покой, проникнуть в его владения и похитить его сокровище.
«Cherches la femme, — подумала Рози с гримасой, которая должна была изображать улыбку. — Можешь cherches сколько тебе заблагорассудится, лобастый дружок: эта femme — не говоря уже о ее petit fille — обвела тебя вокруг пальца. Вот так-то!»
10
Рози медленно удалялась от лестницы. У начала тропы, ведущей назад в рощу
мертвых деревьев, она села, осторожно опустив завернутую в одеяло девочку на колени. Она хотела всего лишь перевести дух, но солнце согрело ее затылок и шею, и, когда Рози снова подняла голову, небольшие изменения в вытянувшихся тенях свидетельствовали о том, что она, по всей видимости, ненадолго уснула.
Поднявшись на ноги, она поморщилась от боли, мгновенно пронзившей правое бедро, и услышала резкие сварливые крики множества птиц — их вопли походили на ссору большого семейства за воскресным обеденным столом. Рози поправила одеяло, стараясь поудобнее устроить девочку, и малышка легонько всхрапнула, выпятила губы, надула маленький пузырик из слюны и опять затихла. Рози забавляла ее спокойная сонная уверенность, и в то же время она ей завидовала.
Она зашагала по тропинке, но вдруг остановилась и оглянулась на единственное живое дерево с блестящими темно-зелеными листьями, с изобилием несущих смерть соблазнительных сочных плодов; затем перевела взгляд на сооружение, напоминающее вход в метро. Она долго смотрела на них, запоминая картину глазами и разумом.
«Они настоящие, — подумала она. — Как могут предметы, которые я вижу с такой отчетливостью и ясностью, быть ненастоящими? К тому же я спала. Я знаю, я спала. А разве можно уснуть во сне? Как можно уснуть, если уже спишь?»
«Опять забиваешь себе голову всякой чепухой, — прикрикнула на нее Практичность-Благоразумие. — Забудь обо всем. Мой тебе совет — забудь, это самое лучшее, что ты можешь сделать. По крайней мере, на время».
Да, наверное, она права.
Рози снова тронулась в путь и, когда достигла поваленного дерева, перегородившего тропинку, с удивлением и раздражением увидела, что легко могла бы избежать отвратительного столкновения с нахальным корнем, пытавшимся ее облапать: за кроной дерева достаточно свободного места, чтобы обойти его с другой стороны.
«Во всяком случае, дерево можно обойти сейчас, — подумала она. — Ты уверена, что проход был и раньше?»
Ее слуха достигло лепетание черного ручья, и, приблизившись к нему, она обнаружила, что уровень воды в нем понизился и теперь камни не казались такими маленькими и ненадежными; теперь они были размером с кафельные плитки для пола, а запах воды потерял свою зловещую притягательность. От ручья исходил обычный запах воды, вроде той, от которой на раковине или унитазе остается бледно-оранжевый налет солей.
Опять возобновилась сварливая перепалка птиц: «Ты!» — «Нет, не я!» — «Нет ты, я видел, видел!», и она заметила два-три десятка самых крупных пернатых созданий, которых ей когда-либо доводилось видеть, рассевшихся на коньке крыши храма. Они намного превосходили по размерам обычных ворон, и после секундного раздумья Рози решила, что это местный вариант канюка или какой-то другой хищной птицы. Но откуда они взялись? И почему прилетели сюда?