— Трудный вопрос?
Девушка медленно кивнула.
— Нет, не брошу. Я тоже тебе изменю. — И видя, как заострился лед в его глазах, а губы сомкнулись плотнее, весело спросила:
— Ну что, идем, пить хочется!
Маковое поле они пересекали в молчании. Начинать разговор первой Катя не хотела, недовольное выражение ледяных глаз ее втайне радовало. В голове поселилась «Буря» Бетховена — первая часть — гнетущая мелодия, точно состоящая из крикливо ярких цветов, накаляющая обстановку до предела.
Когда маки вдали поредели, Лайонел, наконец, заговорил:
— А с кем ты мне изменишь?
— Не думала об этом, — дернула плечом девушка.
— Подумай, — милостиво предложил он.
Катя настороженно посмотрела на него.
— Зачем? — и, не пытаясь скрыть волнения, воскликнула: — Ты уже с кем-то был?
От насмешливо заметил:
— В мире столько красивых женщин, полагаешь, сможешь заменить мне их всех?
Девушка закатила глаза.
— Можешь отправляться ко всем этим женщинам и не возвращаться, если тебе так хочется! — И пошла быстрее, чтобы не идти рядом с ним.
Лайонел ускорил шаг, удивленно спросив:
— Ты обиделась?
Они добрались до склона, под которым находилась их пещера. Прямо над ней проходила невидимая линия, отделяющая закат от рассвета. При желании они могли выходить из своего временного жилища либо утром, либо вечером. Или одновременно, если идти по самой границе.
Катя взяла у него бутылку и, усевшись на склон, свесила ноги.
— Иногда мне кажется, что счастье с тобой слишком дорого стоит.
Он присел рядом.
— Нас посещают одни и те же мысли.
Она отхлебнула из горлышка, сделала несколько больших глотков и вернула бутылку. Лайонел пить не стал, отставил.
Катя чувствовала на себе его ледяной взгляд, но упрямо продолжала смотреть на солнце. Иногда, находясь под прицелом голубых глаз и не имея сил заглянуть за их зеркальную прозрачность и понять, она чувствовала себя, как могло бы чувствовать это солнце в своей неспособности опуститься за горизонт. О чем он думал? Что хотел ей сказать, но не говорил? Не жалел ли? Пусть он утверждал, что сожаления удел слабаков, ей казалось, однажды он может пожалеть. Только он никогда бы не признался.
Девушка покосилась на бутылку и Лайонел тут же подал ее.
— Допивай. Она для тебя.
Катя хотела поблагодарить, но слова застряли в горле, когда он молча поднялся и, мгновенно переместившись вниз, скрылся в пещере.
Девушка глотнула крови и обхватила колени руками.
С каждым днем ей все труднее представлялось, как они будут вместе. Казалось, им не дано понять друг друга…
«Буря» улеглась, ее сменил штиль Адажио Альбинони Ремо Джадзотто — печально вздыхал орган, тихо плакали струны.
День проходил за днем. Катя несколько раз ходила на дерево с качелями, но там никого не было. А на ее призывы чертенята не выходили. Иногда она видела взрослых чертей в поле, но те всегда были слишком заняты маками.
Девушка сидела возле входа в пещеру, ковыряя палкой в песке и рисуя узоры. Нев в этот раз осталась на острове, с Лайонелом полетела лишь Орми — извечная спутница на его плече. Ссоры продолжались постоянно, они вырастали на пустом месте, как будто сами собой. Вот даже перед его отлетом в Эдинбург они повздорили на тему: кому во что одеваться, буквально, обеими ногами встав на старые грабли.
Катя вздохнула. Она сказала, что ненавидит проклятые платья, которые он для нее взял и ей хочется джинсы и футболку. А он предложил ей ходить голой.
И теперь она сидела в своем лучшем платье, в туфлях на шпильках и терпеливо дожидалась его, уверенная, что перегнула палку, запустив в него бутылкой со словами: «Может, мне еще и с голоду умереть?»
Он ничего не сказал и молча ушел, но она успела увидеть едва сдерживаемую ярость в ледяных глазах и пожалеть о несдержанности.
— Возможно, он теперь вовсе не вернется, загуляет с эдинбургскими красотками, они в него бутылками кидаться не станут… Ну точно, не вернется, его уже так долго нет.
«Да вернется. Куда он денется» — неожиданно услышала девушка. Она вскинула голову и огляделась. Рядом, в тени сидела лишь Нев, глядевшая на нее черными глазками-бусинками.
— Ты говоришь со мной? — ошарашенно уточнила Катя.
Нев нахохлилась и больше не издавала ни звука. Но девушка, обрадованная и такой маленькой победой в деле растопки ледяной стены, которой окружили себя мыши, с благодарностью сказала:
— Спасибо! Надеюсь, так и будет.
Она не узнала, ответила бы ей что-нибудь Нев, потому что, заслышав хлопанье крыльев, вскочила и побежала на поле.
Вдали летел огромный орел с пакетом в лапах, а рядом с ним летучая мышь.
Лайонел обратился, едва ноша коснулась алых маковых лепестков. Его обнаженное тело золотили лучи солнца, они запутались в нимбе волос, растеклись по широким плечам, рельефной груди, подтянутому торсу.
Молодой человек улыбнулся, и Катя поняла, что он совсем не обижен на нее. И от любви, пронзительной нежности к нему легонько сжалось сердце. Конечно, по-глупому обижалась только она, лелея свои злые мысли, а он принимал все с завидным спокойствием. Смотрел проще на многие вещи, прощал ее — маленькую и наивную.
Лайонел прищурил один глаз, оглядывая ее с головы до ног.
— Выпрашиваешь еды? — оценив наряд, весело спросил он, протягивая ей пакет.
Подобное замечание в другое время легко могло вывести ее из себя, но не сейчас. Она обвила руками его шею и прижалась щекой к обнаженной теплой груди. Катя видела, что он растерян и не знает, что сказать на столь внезапный порыв. Всякий раз, когда следовало от шуток перейти к словам любви, он всегда замыкался и молчал.
Девушка подняла глаза.
— Я думала, ты не захочешь вернуться, — выпалила она.
— Какая глупость! — Его пальцы скользнули ей на затылок, медленно перебирая волосы. В голове звучала медленная, тягучая, точно смола, сверкающая на солнце, мелодия «Магия армянского дудука». Она лилась размеренно, такая проникновенная, что, казалось, звуки ее доходят до самых глубин сердца.
Орми, все это время кружившая над парой, получив незаметный приказ, улетела прочь. Лайонел потянул девушку вниз, на примятые стебли маков и оторвавшиеся красные лепестки, источающие головокружительный горьковато-пьянящий аромат. К нему прибавлялся ледяной вихрь морозной свежести, превращая воздух во что-то невообразимое, несравненный коктейль ароматов. С каждым вздохом он был новым: то дурманом мака, то льдами Антарктики, то нежной травой с теплом прелой земли, то морской прохладой, то вечерней сыростью.