Он открыто смеялся над ней. Уязвленная, она сказала:
— Когда я смотрю на твою жестокость по отношению к другим, я всегда со страхом думаю, что меня убьет даже ее крупица. Каждый раз мне хочется наивно верить — ты не станешь нарочно делать мне больно. Но это не так…
Лайонел не сразу нашелся, что сказать.
— Я не рассчитал, — наконец признал он и осторожно убрал у нее со лба кудрявую прядь. — Все время забываю, как легко обидеть тебя.
Внимательно всматриваясь в ее лицо, он прибавил:
— Мне трудно постоянно контролировать себя рядом с тобой. Порой у меня ощущение, будто я в клетке. И быстро не привыкну. Мое потребительское отношение к слабому полу складывалось веками. Я не могу сломать себя и создать заново. — Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — Я стараюсь держать себя в руках. Постарайся и ты где-то понять.
— Да, конечно… прости, — моргнула Катя.
Он наклонился ниже и их губы встретились. Его поцелуй был настолько невесомым, воздушно-нежным, что ей вдруг показалось, будто она целуется с кем-то другим.
В голове у нее негромко зазвучал мелодичный дуэт Бизе из оперы «Искатели жемчуга». Но, к разочарованию девушки, Лайонел нажал на кнопочку, спинка кресла поднялась, и он завел машину.
Понять его желания, постичь мыслительный процесс иной раз просто не удавалось. Катя от нечего делать открыла бардачок, заметила стопочку журналов и вытянула один из них. На миг, увидев обложку, она потеряла дар речи и, пихнув Лайонела плечом, ткнула в портрет под заголовком: «Анжелика Тьеполо вновь всех удивила! Самая неожиданная пара года».
— Ты знал? — наконец воскликнула девушка.
Лайонел покосился на журнал и кивнул.
Катя впилась взглядом в улыбчивое лицо Моргана Нориша, обнимающего за талию Анжелику, и потрясенно спросила:
— Помнишь, ты как-то на острове сказал, что с Анжеликой будет Ферран, а потом хотел сказать еще про кого-то, но так и не сказал… Ты имел в виду Нориша?
— Нет, — категорично отрезал молодой человек. — Анжелика и Морган для меня, как и для многих, неожиданная новость. Они же как кошка с собакой вели себя при каждой встрече. Нориш никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса. Анжелику бесило его пренебрежение, она даже избегала его. Впрочем… из хорошо знакомых мне мужчин Нориш один из самых занимательных экземпляров.
Катя полистала журнал, рассматривая портреты счастливой парочки.
— Выглядят довольными. А ведь он твой друг…
Лайонел усмехнулся.
— Когда-то я и Георгия мог так называть.
— Теперь ты и с Норишем не станешь общаться?
— Почему же, он не участвовал в заговоре против меня. А с кем ему спать, его личное дело.
На этом разговор исчерпал себя, машина свернула в темный лесной коридор. Вскоре дорога пошла на спуск, стала шире, по обе стороны безмолвно выросли высокие сосны, под шинами захрустели сухие иголочки.
Когда впереди блеснула полоска воды, Лайонел объявил:
— Приехали.
Они вышли из машины, на плечо молодому человеку опустилась Орми и он зашагал куда-то между деревьев, ступая осторожно, как будто что-то искал.
Катя последовала за ним, но на всякий случай поинтересовалась:
— А машина тут останется?
— Ее чуть позже отгонят, — пояснил Лайонел и, подняв голову, указал на просвет между деревьями, в виде круга. Он встал прямо под ним, подтянул к себе девушку за руку, вынул из кармана телефон, после чего отдал кому-то указания: «Опускайте».
Катя не успела ничего спросить, потому что земля поехала вниз. Лайонел крепче обнял девушку за плечи.
«Лифт», — поняла она, когда после нескольких метров земли увидела серый мрамор на стенах колодца, куда они спускались.
— Что там? — не выдержала она.
Лайонел лишь загадочно улыбнулся.
— Терпение.
А там была Дворцовая площадь.
Двери лифта открылись и глазам девушки предстал Петербург, но не тот, из которого они выехали часом раньше — другой, в миниатюре.
Посреди заасфальтированной площади стоял макет Александрийской колонны с ангелом наверху, чей меч был устремлен в разноцветные своды пещеры, расписанные картинами. Одна плавно переходила в другую и все вместе они составляли тысячи полотен.
— Здесь изображены лучшие картины мира, — проследил за ее взглядом Лайонел.
За колонной располагался Зимний дворец, в точности, как оригинал, только намного меньше. Слева Адмиралтейство, с его золотым шпилем, и фонтан, скамейки, справа канал Грибоедова, мосты и Спас-на-Крови.
Домов не было, поэтому все важные достопримечательности предстали как на ладони.
Сперва Катя решила, что подземный Петербург — это нечто вроде Тартаруса, но вскоре поняла, размеры его сильно уступают городу старейшин.
Катя задержала взгляд на куполах собора, покрытых мозаикой, и нерешительно уточнила:
— А внутри?
Молодой человек поморщился.
— Внутри мы не могли оставить убранство оригинального собора Воскресения Христова на Крови [15] , это просто было бы неудобно. Там наша столовая.
Катя тихо застонала.
— Господи… — Она испуганно посмотрела на молодого человека. — Но это церковь, Лайонел, как тебе такое только в голову пришло?
Он снисходительно улыбнулся.
— Ты в самом деле думаешь, что Господу есть дело, где мы едим?
Катя недоверчиво покачала головой.
— А если бы у тебя был шанс переделать Петербург, ты…
— Я бы этого не сделал, — серьезно заверил Лайонел. — Те, кто рушат уже построенное и построенное хорошо, чтобы создать нечто свое — это бесталанные неудачники и глупцы.
— Да, но… переделывать церковь под общепит довольно странно.
— Видишь ли, здесь никого сие не оскорбляет, ну разве что тебя. Признаю, когда планировал этот проект, я не смог спрогнозировать, как в одну прекрасную ночь сюда войдет очень юная петебурженка, не забывшая человеческие религиозные страхи. Тебя я не спрогнозировал, как ни старался.
Они приблизились к каналу, и только тут девушка обратила внимание: вода в нем была багряно-красной.
— Подсветка, — поспешил успокоить ее молодой человек.
И тут на другой стороне канала девушка увидела Олило. Он стоял и всячески пытался привлечь ее внимание, размахивая копытцами.