Под названиями дней она пишет про огород: что посадила, что собрала, какая фаза луны, какие насекомые навещают посадки.
Сейчас она пишет: «День Крота. Год двадцать пятый. Постирать. Луна в ущербе». День Крота приходится на Неделю святого Юэлла. Годовщина неприятных событий.
Два дня назад — в День святого Орландо Гарридо от Ящериц — Тоби сделала запись, не относящуюся к огороду. «Галлюцинация?» — написала она. Сейчас она раздумывает над этой записью. Тогда ей действительно показалось, что это галлюцинация.
Это было после ежедневной грозы. Тоби на крыше проверяла трубы, идущие от бочонка с дождевой водой, — единственный кран, которым она пользовалась внизу, засорился. Тоби нашла, в чем дело — оказалось, в трубе застряла дохлая мышь, — и уже собиралась спускаться, но тут послышался странный звук. Похожий на пение, но такого пения Тоби в жизни не слыхала.
Она взяла бинокль и принялась оглядывать окрестности. Сначала ничего не было видно, но потом в дальнем конце территории показалась странная процессия. Кажется, она состояла исключительно из голых людей, хотя один человек, который шел впереди, был в одежде, в какой-то красной шляпе и — возможно ли это? — в солнечных очках. За ним шли мужчины, женщины и дети с кожей самых разнообразных цветов. Подкрутив фокус бинокля, Тоби разглядела, что кое у кого из голых синие животы.
Потому она и решила, что это, должно быть, галлюцинация: из-за синего цвета. И еще из-за хрустального, потустороннего звука их голосов. Фигуры она видела лишь несколько секунд. Только что были и вот уже растворились, как дым. Должно быть, они зашли за деревья, направляясь по тропе.
Тоби ничего не могла с собой поделать — сердце у нее запрыгало от радости. Ей захотелось сбежать по лестнице, выбежать на улицу, догнать их. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой… столько людей сразу. И еще таких здоровых на вид. Не может быть, что они настоящие. Если Тоби поддастся на этот мираж, песню сирены, и пойдет в лес, где рыщут свиньи, она будет не первым человеком на свете, который погиб оттого, что принял оптимистические фантазии за действительность.
Как говорил Адам Первый, мозг, столкнувшись со слишком большим количеством пустоты, начинает изобретать. Одиночество создает собеседников, как жажда творит воду. Стольких моряков погубило стремление к островам, которые оказались миражами.
Она берет карандаш и зачеркивает вопросительный знак. Теперь запись гласит: «Галлюцинация». Ясно. Четко. Никаких сомнений.
Тоби кладет карандаш, берет ручку от щетки, бинокль и карабин и тащится вверх по лестнице, на крышу, чтобы обозреть свои владения. Сегодня все тихо. В окрестностях ничего не видно — ни крупных животных, ни голых синих певцов.
Сколько лет прошло с того Дня Крота, последнего, когда Пилар еще была жива? Кажется, это был двенадцатый год.
Накануне случилась катастрофа — арестовали Бэрта. Когда какабэшники увели его, а Ивона и Бернис ушли с пустыря, Адам Первый созвал всех вертоградарей на экстренное собрание в саду на крыше. Он сообщил им новости, и эти новости повергли их в состояние шока. Им было чудовищно больно и стыдно. Как это Бэрт умудрился растить марихуану в «Буэнависте» и никто его не заподозрил?
Конечно, из-за доверчивости, думает Тоби. Вертоградари не верили никому из Греховного мира, но своим они доверяли. А теперь они влились в обширные ряды искренне верующих, которые в один прекрасный день обнаруживают, что священник сбежал с церковной кассой, по дороге растлив десяток мальчиков-хористов. Бэрт хотя бы мальчиков не тронул — во всяком случае, насколько было известно вертоградарям. Среди детей ходили слухи — всякие гадости, как дети обычно рассказывают, — но не про мальчиков. Бэрт интересовался только девочками и ограничивался хватанием за подмышки.
Единственный из вертоградарей, кого новости не привели в удивление и ужас, был Фило Туман. Правда, он вообще ничему не удивлялся и не ужасался. Он только сказал: «Хотел бы я попробовать той шмали, так ли уж она хороша».
Адам Первый призвал добровольцев приютить у себя жильцов «Буэнависты», внезапно оставшихся без крова. Адам Первый сказал, что они не могут туда вернуться, потому что «Буэнависта» теперь кишит людьми из ККБ, и все вещи, которые там остались, можно считать потерянными.
— Если бы дом горел, вы не побежали бы туда ради спасения нескольких безделушек, — сказал он. — Так Господь испытывает нас на непривязанность к царству бесполезных иллюзий.
Вертоградарям не полагалось расстраиваться из-за потери вещей: все свои материальные ценности они восторгали из мусорных контейнеров и со свалок, так что теоретически всегда могли восторгнуть новые. Тем не менее кто-то оплакивал хрустальный бокал, а кто-то поднял необъяснимый шум из-за сломанной вафельницы, что была дорога как память.
Затем Адам Первый попросил всех присутствующих не говорить о Бэрте и «Буэнависте», а особенно о ККБ.
— Возможно, что враги нас подслушивают, — сказал он.
Он это все чаще повторял в последнее время; Тоби иногда задумывалась, не параноик ли он.
— Нуэла, Тоби, — сказал он, пока все остальные уходили, — можно вас на минуту?
Зебу же он сказал:
— Ты бы не мог пойти туда и проверить? Хотя, скорее всего, мы ничего не можем сделать.
— Ни хрена не можем, — жизнерадостно отозвался Зеб. — Но я гляну.
— Оденься как житель плебсвилля, — сказал Адам Первый.
Зеб кивнул.
— Да, в солнцебайкерское.
Он пошел к пожарной лестнице.
— Нуэла, дорогая, — сказал Адам Первый, — ты не могла бы пролить свет? На то, что сказала Ивона относительно тебя и Бэрта?
Нуэла зашмыгала носом.
— Понятия не имею, — сказала она. — Это такая гадкая ложь! Так неуважительно! Так больно! Как она могла такое подумать про меня и… и Адама Тринадцатого?
«Подумать-то совсем нетрудно, особенно глядя на то, как ты трешься о чужие брюки», — мысленно заметила Тоби. Нуэла флиртовала со всеми существами мужского пола. Но ведь Ивона была «под паром» во время этого флирта. Тогда что могло возбудить ее подозрения?
— Никто из нас этому не верит, дорогая, — сказал Адам Первый. — Должно быть, Ивоне нашептал какой-нибудь сплетник… может быть, даже агент-провокатор, засланный врагами, чтобы посеять меж нами раздор. Я спрошу привратников «Буэнависты», не было ли у Ивоны в последние дни необычных гостей. А теперь, Нуэла, милая, осуши слезы и ступай в швейную. Нашим братьям и сестрам, оставшимся без крова, понадобится множество швейных изделий — например, одеял, а я знаю, что ты всегда рада помочь.
— Спасибо! — благодарно воскликнула Нуэла.
Она бросила ему взгляд, который говорил: «Только ты меня понимаешь!», и поспешила к пожарной лестнице.
— Тоби, дорогая, загляни в свое сердце — не готова ли ты взять на себя обязанности Бэрта? — спросил Адам Первый, как только Нуэла ушла. — «Ботанику садовых растений», «Съедобные сорняки». Мы, конечно, сделаем тебя Евой. Я давно уже намеревался, но Пилар так ценила твою помощь, и мне кажется, ты с радостью выполняла эту работу. Я не хотел отбирать тебя у Пилар.