— Сколько у нас таких людей? — спросила Тоби. — В охраняемых поселках.
— Таких хакеров у нас больше нет, — сказал Зеб. — Он единственный в своем роде.
Они добрались до «Велнесс-клиники» и вошли в уксусную. Тоби обогнула три огромные бочки, отперла дверцу, за которой был шкаф с бутылками, и сдвинула его в сторону, чтобы открыть внутреннюю дверь. Слышно было, как Зеб втягивает живот, чтобы пролезть мимо бочек: он был не толстый, но крупный.
Потайную комнату почти целиком занимал стол, сколоченный из старых половых досок и окруженный разномастными стульями. На стене висела свежая акварель — святой Э. О. Уилсон от Перепончатокрылых — кисти Нуэлы, которую, похоже, опять посетило вдохновение. Солнце светило Уилсону в спину, окружая его сиянием вроде нимба. На лице святого была экстатическая улыбка, а в руке — банка с черными пятнами. Тоби предположила, что это пчелы. Или, может быть, муравьи. Как это часто бывало со святыми на картинах Нуэлы, одна рука Э. О. Уилсона была короче другой.
Послышался деликатный стук, и в дверь проскользнул Адам Первый. В свой черед явились и все остальные.
В кулуарах Адам Первый был другим человеком. Не совсем другим — таким же искренним, но более практичным. И более склонным к маневрам.
— Вознесем безмолвную молитву об успехе нашего совета, — произнес он.
Это было традиционное начало собрания. У Тоби не очень хорошо получалось молиться в тесноте потайной комнаты: слишком отчетливо было бурчание животов, посторонние запахи, скрип и ерзание чужих тел. Впрочем, у нее вообще не очень хорошо получалось молиться.
Молитва кончилась, словно по таймеру. Собравшиеся подняли головы и открыли глаза. Адам Первый оглядел комнату.
— Это новая картина? — спросил он. — На стене.
Нуэла просияла.
— Это святой Э. О., — объяснила она. — Уилсон, от Перепончатокрылых.
— Поразительное сходство, дорогая, — произнес Адам Первый. — Особенно… мм… Господь одарил тебя удивительным талантом.
Он едва заметно кашлянул.
— Теперь к делу. К нам только что прибыла совершенно особенная гостья. Она некогда проживала в «Здравайзере-Центральном», но к нам она шла, если можно так выразиться, извилистым путем. Несмотря на все препятствия, она принесла нам в дар геномные коды, за что мы обязаны обеспечить ей не только временное убежище, но и надежное укрытие в Греховном мире.
— Ее ищут, — сказал Зеб. — Она совершенно напрасно вернулась из-за границы. Ее нужно убрать отсюда как можно скорее. Через «Бенц» и на улицу Мечты, как обычно?
— Если путь открыт, — ответил Адам Первый. — Мы не можем идти на излишний риск. В крайнем случае можно подержать ее здесь, в комнате совета, если нет другого выхода.
Соотношение мужчин и женщин среди беглецов из корпораций было примерно один к трем. Нуэла сказала, это потому, что женщины более чувствительны к этике, Зеб сказал — потому что они более брезгливы, а Фило — что это один черт. Беглецы часто прихватывали с собой контрабандную информацию. Формулы. Длинные строки генетического кода. Секреты клинических испытаний, конфиденциальную ложь. Тоби подумала: что со всем этим делают вертоградари? Уж конечно не продают как плоды промышленного шпионажа, хотя какой-нибудь зарубежный конкурент мог бы выложить за них большие деньги. Насколько Тоби могла судить, вертоградари просто хранят полученную информацию; хотя возможно, что Адам Первый лелеет надежду когда-нибудь восстановить все вымершие виды с помощью сохранившихся кодов ДНК. Когда-нибудь, когда на смену мрачному настоящему придет более этичное и технологически развитое будущее. Мамонта ведь клонировали, так чем остальные хуже? Не виделся ли Адаму Первому некий грядущий Ковчег?
— Наша новая гостья хочет послать весточку сыну, — сказал Адам Первый. — Она беспокоится, что сын очень тяжело перенес ее исчезновение в столь важный для его становления период. Сына зовут Джимми. Насколько мне известно, он сейчас в академии Марты Грэм.
— Открытку, — сказал Зеб. — Подпишем «тетя Моника». Дайте адрес, я ее перешлю из Англии — один человек из «трюфелей» туда едет на следующей неделе. ККБ ее, конечно, прочитает. Они все открытки читают.
— Она хочет, чтобы мы написали, что она выпустила его ручного скунота в диком лесу в Парке Наследия. И он теперь живет там свободно и счастливо. Его зовут… гм… Убийца.
— О Господи Исусе на воздушном шаре! — воскликнул Зеб.
— Не выражайся, пожалуйста, — обиделась Нуэла.
— Извини. Но до чего ж они, блин, обожают все осложнять. Это уже третий скунот за месяц. Так скоро до хомяков и мышей дойдем.
— По-моему, это очень трогательно, — заявила Нуэла.
— У некоторых хотя бы слово не расходится с делом, надо отдать им должное, — сказала Ребекка.
Тоби велели взять шефство над новой беглянкой. Той дали кодовое имя Кувалда, потому что, по слухам, покидая «Здравайзер», она разнесла на куски компьютер своего мужа, чтобы скрыть масштабы хищения данных. Для этого она воспользовалась инструментами из «набора домашнего мастера-на-все-руки». Она была худая, голубоглазая и очень дерганая. Как все беглецы, она считала, что до нее никто не отваживался на подобный судьбоносный шаг — бросить вызов корпорации. И, как все беглецы, отчаянно хотела, чтобы ее хвалили.
Тоби делала одолжение. Она превозносила храбрость Кувалды (действительно, такой поступок требовал храбрости), хитрость, с которой она запутала следы, и ценность похищенной ею информации. На самом деле Кувалда принесла только старые новости — давно известный материал по пересадке неокортекса от человека к свинье, — но сообщить ей об этом было бы жестоко. Мы должны широко забрасывать сети, говорил Адам Первый, пускай в них иногда и попадается мелкая рыбешка. И еще мы должны быть маяком надежды, ведь, если сказать людям, что они ничего не могут, они станут способны на худшее.
Тоби переодела Кувалду в темно-синее платье вертоградарей и дала ей респиратор, чтобы скрыть лицо. Но женщина дергалась и нервничала и все время просила закурить. Тоби сказала, что вертоградари не курят — во всяком случае, табак, — и, если Кувалда будет курить, она разрушит свою легенду. И вообще в саду на крыше сигарет нет.
Кувалда бегала по комнате взад-вперед и грызла ногти, и Тоби в конце концов захотелось треснуть ее хорошенько. И сказать: «Мы тебя сюда не звали, ты сама явилась, и теперь мы все рискуем головой из-за крох устарелого дерьма». В конце концов она дала Кувалде ромашкового чаю с экстрактом Мака, просто чтобы та не мельтешила.
Назавтра был День святого Александра Завадского-Галичанина. [17] Незначительный святой, но для Тоби — один из любимых. Он жил в неспокойные времена — впрочем, в Польше все времена были неспокойными, — но занимался кротким, и даже слегка не от мира сего, промыслом: составлял гербарий местных цветов, описывал виды жуков. Ребекка тоже любила святого Александра. В этот день она всегда надевала фартук с аппликациями-бабочками и лепила малышам на полдник печенья в форме жуков, украшая каждое инициалами «А» и «3». Дети же сочинили песенку про святого: