Но сегодня величественные обломки цивилизации все еще отчаянно цеплялись за раскрошенный от времени асфальт. Руины этой части мертвого города выглядели более колоритно, нежели практически сравнявшиеся с землей развалины юга Москвы. Многие дома сохранились почти полностью — мрачные серые коробки, словно толстые бетонные столбы, подпирающие низкое, хмурое небо.
Не знаю, почему они практически не пострадали. Может, этот район обошла стороной огненная лавина, сровнявшая с землей южную часть столицы. А может, дело в самих постройках. Одно огромное здание особенно меня впечатлило. Я заглянул в КПК, ткнул пальцем в карту. Над серым прямоугольником появилась надпись: «Комбинат газеты „Правда“. Классический памятник архитектуры функционализма, построен в 1931 — 37 годах. Пережил пожар в 2006 году…»
Теперь понятно, почему здание пережило и огонь, и войну, и столько времени после нее. Я немного помнил из истории: в те годы строили весьма функционально, на века — если, конечно, жить хотелось. В противном случае существовала несложная альтернатива. Если мне память не изменяет, пирамиды по тому же принципу возводили, небось до сих пор стоят. Вообще, рабовладельческий строй для функциональной архитектуры штука полезная…
Внезапно мне очень захотелось отойти в сторону. А лучше отпрыгнуть. Просто я за свою жизнь слишком часто целился в людей и поневоле научился чувствовать, когда целятся в меня. Неприятное такое ощущение в районе между бровей, будто кто-то вот-вот пробьет тебе лишнюю глазницу в черепе. Обзаводиться третьим глазом в мои ближайшие планы не входило, поэтому я резко откачнулся влево.
И вовремя.
Поток рассеченного воздуха шевельнул двухдневную щетину у меня на щеке, позади что-то звякнуло о бетон. А стрелок-то мазила. Целил в лоб, а прошло ниже. Интересно только, что именно прошло…
Додумывал я все это уже на бегу, усиленно качая «маятник». То есть прыгал из стороны в сторону, уходя с линии прицела. Кусок кирпича впереди меня превратился в облако красной пыли. Угу, еще один промах…
Стреляли из окон комбината, это к гадалке не ходи. И стреляли бесшумно. Вряд ли огнестрел, уж больно инертны в полете снаряды. Значит…
Сбоку рвануло разгрузку. Твою мать, неужели подстрелили? Коли не задеты крупные нервные центры, боль сразу не чувствуется что от ножа, что от пули. Если только вена, артерия или крупный сосуд повреждены, теплое потечет под одеждой — кожа быстрее сигнал подаст, чем пробитое мясо. Но вроде пока ничего такого не ощущается. А мазила-то не дурак, подождал, пока я, рот разинув, выйду на открытое место — и приступил к отстрелу добычи.
Но добыча оказалась шустрой. Я юркнул за поросший мхом П-образный обломок, торчащий из земли и, наверно, когда-то давно бывший подъездом. Надо же, дома уже нет хрен знает сколько, а вход в подъезд остался…
Первым делом я схватился за бок. Уффф, пронесло! Только в разгрузке торчит какая-то палка. Одно движение — и у меня в руке лежит… самый натуральный арбалетный болт. Стрела, смахивающая на длинную авторучку, я такие только в книжке про Средневековье видел. Наконечник стальной, ручной ковки. Древко деревянное, оперение тоже. Перышки из какой-то гибкой древесины аккуратно выточены. Причем расположены со знанием дела, под углом, чтоб в воздухе вращение болту придать наподобие пули. Насколько я помню, такая «авторучка» в полете более чем на двести метров сохраняет убойную силу. И как это называется?
Это называется цивилизация. У нео я таких девайсов не видел. И это плохо. Цивилизованные существа весьма кровожадны и добычу упускать не любят.
В чем я имел несчастье убедиться в следующий момент. Топот многих ног по земле ни с чем не спутаешь.
— Он фде-то фдесь. Я ванил его.
Тот, кто проорал эти слова, наверно, никогда не был ни у стоматолога, ни у логопеда. Я еле разобрал, что он там прогундосил. Но понятно, что моими стараниями показалось шепелявому снайперу, будто он большой молодец и не промахнулся по бегущей мишени. Придется его огорчить.
Я вывернулся из-за бетонной стойки с выходом на колено, одновременно выдергивая из кобуры «Форт».
Их было семеро.
Похожие на огородные пугала, замотанные в какие-то невообразимые тряпки, за которыми не разобрать ни лиц, ни фигур. Зато я хорошо разглядел, что эти пугала держали в лапах. И мне это очень не понравилось.
Первому, самому шустрому, я всадил в башку четыре пули. И только после этого он грохнулся наземь, выронив пожарный топор на длинной ручке. Второму хватило трех выстрелов, после которых его голова взорвалась как протухший арбуз, прорвав гнойным фонтаном слой тряпок. Зато третий вскинул арбалет прямо на бегу, не снижая скорости. Щелкнула тетива — и мне пришлось плюхнуться на живот, иначе бы стальной наконечник «авторучки» прошел через мой череп легко и непринужденно, как сквозь воздушный шарик. Тратить столько патронов на живучих аборигенов было непозволительной роскошью, поэтому арбалетчику я просто прострелил колени.
Минус девять. Осталось семь. Самонадеян тот, кто считает себя крутым бойцом, не имея элементарного навыка — считать использованные и оставшиеся патроны в бою. Я никогда себя крутым не считал, видал и покруче, но тактическую арифметику впитал в себя давно и навечно. И сейчас она складывалась не в мою пользу.
Плачевное положение сотоварищей нисколько не сказалось на скорости передвижения аборигенов. Четвертому я разнес коленную чашечку, когда он был метрах в пяти от меня… а дальше стрелять уже было поздно. На таком расстоянии пуля патрона 9x19, довольно длинная для пистолетной, пройдет сквозь тело насквозь не оказав останавливающего эффекта. То есть не вращаясь в мясе — слишком велика будет ее начальная скорость. А это значит, что даже смертельно раненному уроду ничто не помешает опустить мне на макушку огромный зазубренный тесак.
Поэтому я резко откатился в сторону и лишь услышал, как страшное оружие ударило по тому месту, где я возлежал с комфортом полсекунды назад.
Чавк!
С таким же мерзким звуком клинок вошел бы в мою голову, если б я оказался несколько менее расторопным. Но я оказался тем, кто я есть, и, пока абориген выдергивал свою железную дуру из земли, перемешанной с асфальтовой крошкой, я вскочил на ноги и разрядил пистолет в комок тряпья, покоящийся на плечах моего незадачливого убийцы.
Владелец тесака рухнул грудью на рукоять своего оружия, вогнав его еще глубже в землю. Надо отметить, что аборигены были довольно крупные. Не нео, конечно, и не кормовые, но тоже кони каких поискать. И сейчас два оставшихся «коня» окружили меня возле П-образного укрытия.
Один, на бегу мощным пинком отбросив в сторону труп товарища, замахнулся на меня натуральным двуручным мечом. В моем мире много народу увлекалось историческим фехтованием, так что вполне могло остаться с довоенных лет этакое чудо. Причем чудо весьма опасное.
Это был фламберг с волнистым клинком. Штука мерзопакостная, за которую в Средние века солдат противника казнили сразу, без суда и следствия. Стальные волны просекали в теле жертвы страшные раны с несколькими параллельными разрезами внутри них. При отсутствии нормальной хирургии и антибиотиков гангрена была обеспечена. К тому же вершины «волн», касаясь цели первыми, за счет незначительной площади соприкосновения с целью при хорошем ударе прорубали фактически любые средневековые доспехи. То есть мне можно не надеяться на бронепластины, вшитые в камуфляжный костюм. Волнистое лезвие кевлар, может, и не рассечет, но с него гарантированно соскользнет на тело…