Топор с характерным звуком вонзился в землю, войдя в нее до обуха. И одновременно лошадиный череп, венчавший голову вождя, разлетелся на куски словно ваза, разбитая метко пущенным камнем.
Рренг покачнулся, выпустил рукоять топора и рухнул, словно деревянная кукла. Если сильно повезет, может, отделается сотрясением мозга. А может, и нет — если не повезет, конечно. Одно дело я дозированно саданул Ивана носком берца в височную кость, и совсем другое — туда же, но со всей дури тяжеленной когтистой стопой.
Я покачал головой. Понты в драке, оно, конечно, дело гнилое. Но когда надо произвести впечатление на толпу первобытных дикарей, они самое то, что надо. Не вынимая оружия завалить конкурента неизвестным приемом — это сильно. Впечатляет. Только не меня. Меня, пожалуй, настораживает, причем все больше и больше. Один раз увидел Ррау прием в моем исполнении — и на тебе, уже повторил точь-в-точь и с аналогичным результатом. Сегодня он друг, а что будет завтра? Хотя до завтра еще дожить надо.
Церемониться с поверженным противником Ррау не собирался. Я видел, как он нарочито медленно достал палаш из ножен, поднял его вверх… В воздухе сверкнул отполированный до блеска клинок — и отрубленная голова низложенного вождя покатилась по окровавленной земле. Н-да, не двадцать первый век. Здесь проигравшего политика не провожают на покой с почестями. Здесь быстро и технично отправляют на вечный покой. Без почестей.
Дальнейшее было предсказуемо. Новый вождь воздел кверху окровавленный палаш и толкнул речь, что-то насчет светлого будущего под его чутким руководством. Я зевнул в кулак.
— Что теперь? — поинтересовался Грок.
— Теперь? А ничего, — ответил я. — У него сейчас и без нас куча проблем. Ну а мне вообще-то в крепость надо. Ты же можешь стать его замом по кардинальному решению государственных проблем — если возьмет, конечно. А хочешь, пошли в Бутырку, с друзьями познакомлю.
Судя по озадаченному виду, Грок понял не все, что я сказал. Хотя, наскоро переварив информацию, суть ухватил. И уже было разинул пасть, чтобы высказать своё веское, как бронированный борт БТРа негромко загудел от удара тяжеленного кулака.
Опаньки! Возле бронетранспортера стоял новоиспеченный вождь. За его спиной горели обожанием сотни глаз. Кто-то из электората, продолжая пожирать глазами начальство, не забывал при этом грызть только что оторванную конечность, на которой все еще болтался браслет с какими-то первобытными костяными погремушками. Угу. Вот так и проходит мирская слава.
— Снар!
Голос Ррау был полон положенного вождю достоинства, но без хамских интонаций превосходства. Потому я и ответил:
— А?
— Где сестра?
— Там, — сказал я, ткнув пальцем в беззубую башню.
— Мне нужно ее увидеть.
— Понимаю, — кивнул я. — Только дай слово, что на этом осада окончится и моим друзьям не будет причинено ни малейшего вреда. Не думаю, что славный народ Новых Людей будет повторять его ошибки.
Я кивнул в сторону нео, увлеченно грызущего трофейную конечность. Естественно, все взгляды устремились на оголодавшего. Тот жрать перестал и удивленно воззрился на соплеменников, типа: «А чё я? Я ничё». Короче, все всё поняли правильно. Ошибающихся едят. Доступно и назидательно.
— От имени своего народа — даю слово, — с достоинством произнес Ррау. Это правильно. В случае чего всегда можно поинтересоваться у возбухнувшего подданного: «А ты какого хрена молчал, когда от твоего имени слово давали?» Ррау рос прямо на моих глазах, превращаясь в мудрого политика. Слишком мудрого, на мой взгляд. Ну да ладно, время само все расставит на свои места.
— Ну, коли так, то пошли, — сказал я. И постучал по люку: — Шерстяной, заводи мотор. Едем домой.
* * *
Насчет «едем домой» я, пожалуй, погорячился. Кому тюрьма — дом родной, а кому — место скорби. Сейчас второе определение как никогда лучше относилось к Бутырке…
Двухдневная осада не прошла даром. Пробитые бетонными глыбами стены и крыши корпусов… Разбитые в щепки останки и без того уродливых деревьев… Трупы кормовых, над которыми черными облаками вились многочисленные и необычайно крупные мухи… И кровь. Везде. На стенах, на покалеченных деревьях, на земле. Черная, запекшаяся. И темно-красная, пролитая недавно…
Хотя воину крепость всегда дом. Если, конечно, этот дом принадлежит его друзьям.
Только вот друзья выглядели неважно. Данила во всяком случае.
Голова и левая рука дружинника были замотаны окровавленными тряпками. Но парень все еще держался на ногах. Когда я убедил его открыть ворота крепости, открыть-то он их открыл, только потом тут же ушел в один из более-менее сохранившихся корпусов и больше не показывался. Опыт мне подсказывал, что его просто отпустило напряжение и он элементарно вырубился от кровопотери и нереальной усталости.
Фыфа нигде не было видно. Как и Рут. Короче, из защитников крепости остались полдесятка израненных кормовых и Настя, которая выглядела на удивление бодро. Хотя почему «на удивление»? Похоже, кио, способная употреблять любую органику, в боевых условиях не терялась и особо не привередничала. На ее губах еще не обсохла свежая кровь — и, черт возьми, ей это шло. Естественный алый заменитель помады, огромные, бездонные глаза, полуобнаженная грудь, едва прикрытая обрывками одежды… Небось яйцеголовые в Силиконовой долине специально такой бюст спроектировали. Врагов гипнотизировать, чтоб киборгам ничто не мешало их на танталовые штыки насаживать, как бабочек на булавку.
Хозяйственные нео тут же развели на территории крепости костры. Наковыряли из земли хоммутов, приволокли пару более существенных и уже освежеванных туш (не иначе из кучи трупов сородичей позаимствовали, хотя, возможно, я о них просто плохо подумал) и принялись готовить праздничный обед по случаю восшествия на престол нового вождя.
Однако вождю было не до гулянок.
— Где Рут? — повторил он вопрос, обращаясь уже к Насте.
Та прищурилась.
— А ты ей кто?
— Брат.
— Что-то раньше я не замечала у вашего племени горячих родственных чувств, — отметила она.
— То племя, а то я, — отрезал Ррау. — Она одна. У нее, кроме меня, никого нет.
И тут Настя отвела глаза. Надо же, мне почудилось, что на ее нереально гладком и столь же нереально красивом лице промелькнуло что-то вроде замешательства и одновременно легкой грусти. Эмоции? У кио?? Невероятно…
— Ты слышал про Черное Поле Смерти? — глухо спросила она.
— Которое превращает Новых Людей в хомо? Слышал, — настороженно кивнул Ррау. — Одно из самых страшных Полей. Хорошо, что оно редко встречается.
— Оно не превращает, — покачала головой Настя. — Оно возвращает мутировавший организм к истокам вдоль линии эволюции. Может превратить мутанта обратно в человека. А может — в кистеперую рыбу. Все зависит от времени, которое мутант проведет в этом Поле. И если он задержится…