Он глубоко задумался над тем, нельзя ли убежать отсюда.
Придя двадцать четвертого июня на работу, Крейтон застал Старки уставившимся на мониторы. Руки его были убраны за спину, и Крейтон заметил на правой блеск вест-пойнтовского перстня и почувствовал прилив жалости. Старки сидел на таблетках в течение десяти дней, и скоро ножка у стула должна была подломиться. Но, — подумал Крейтон, — если он прав в своих подозрениях насчет телефонного звонка, то это уже произошло.
— Лен, — сказал Старки таким тоном, будто был удивлен его появлению. — Хорошо, что ты зашел.
Крейтон слегка улыбнулся.
— Знаешь, кто звонил?
— Так это был действительно он?
— Да, сам президент. Меня уволили, Лен. Конечно, я знал, что это может случиться. Но все равно это неприятно. Чертовски неприятно. Неприятно услышать это из уст ухмыляющегося мешка с дерьмом.
Лен Крейтон кивнул.
— Ну, — сказал Старки, — ничего не поделаешь. Ты теперь исполняешь обязанности. Он хочет, чтобы ты немедленно прибыл в Вашингтон. Он вызовет тебя на ковер и до крови искусает тебе задницу, но ты будешь просто стоять там, поддакивать и принимать все как должное. Мы сделали все, что могли. Этого достаточно. Я убежден, что этого достаточно.
— Эта страна должна встать перед тобой на колени.
— Руль жег мне руки, но я… я держал его, пока мог, Лен. Я держал его. — Он говорил это со спокойной яростью, но глаза его вновь обратились к монитору, и на секунду его рот дернулся.
— Ты очень помог мне.
— Да, кое-что мы все-таки сумели сделать.
— Теперь слушай. Самое важное. Тебе надо связаться с Джеком Кливлендом. Он знает, кто у нас есть за двумя занавесами — «железным» и «бамбуковым». Он знает, как вступить с ними в контакт, и не будет медлить. Он поймет, что надо действовать быстро.
— Не понимаю. Билли.
— Мы должны предполагать худшее. Эта штука вышла из-под контроля. Она появилась в Орегоне, Небраске, Луизиане, Флориде. Поступила предварительная информация из Мексики и Чили. Потеряв Атланту, мы потеряли трех человек, способных разрешить эту проблему. С мистером Стюартом «Принцем» Редманом мы зашли в полный тупик. Тебе известно о том, что ему впрыснули вирус Блу? Он думал, что это успокоительное. Вирус был уничтожен у него в крови, и никто теперь не может ничего понять. Будь у нас шесть недель, возможно, мы смогли бы совершить чудо. Но у нас их нет. Легенда о гриппе прекрасна, но необходимо — абсолютно необходимо, — чтобы противнику никогда не пришло в голову, что у истоков этой ситуации стоит Америка. Иначе у них могут возникнуть подозрения.
— У Кливленда есть от восьми до двадцати мужчин и женщин в СССР и от пяти до десяти в каждой из стран восточного блока. Даже мне известно, сколько их у него в Красном Китае. — Губы Старки снова задрожали. — Когда ты встретишься сегодня с Кливлендом, просто скажи ему, что Рим пал. Не забудешь?
— Нет, — сказал Лен. Губы его похолодели. — Но уверен ли ты, что они действительно сделают это? Эти мужчины и женщины?
— Они получили ампулы неделю назад. Они считают, что там находятся радиоактивные вещества, местоположение которых будет фиксироваться с космических спутников. Больше им знать не следует, не так ли, Лен?
— Да, Билли.
— И если положение дел изменится от плохого к худшему, никто никогда не поймет, в чем дело. Мы уверены, что сведения о Проекте Блу не просочились на другую сторону до самого конца. Новый вирус, мутация… наши противники могут подозревать, но времени у них будет не так много.
— Да.
Старки вновь смотрел на мониторы.
— Моя дочь несколько лет назад подарила мне книгу стихотворений человека по имени Йитс. Она сказала, что каждый военный должен читать Йитса. Думаю, это была шутка. Ты когда-нибудь слышал о таком, Лен?
— По-моему, да, — сказал Крейтон, рассмотрев и отвергнув мысль о том, чтобы сказать Старки, что правильно произносить надо Йейтс.
— Я прочитал каждую строчку, — сказал Старки, уставившись в вечную тишину кафетерия. — В основном потому, что она была уверена, будто я не прочту. Понял я не слишком много — такое чувство, что чудак был немного того, — но прочитал все. Забавная поэзия. Не всегда есть рифмы. Но было в книжке одно стихотворение, которое крепко засело у меня в голове. Словно этот человек описал все то, чему я посветил свою жизнь. Он сказал, что вещи отпадают. Что центр их уже не держит. Я думаю, он имел в виду, что вещи изнашиваются. Йитс знал, что со временем вещи станут изнашиваться по краям.
— Да, сэр, — спокойно сказал Крейтон.
— Когда я впервые прочитал конец этих стихов, у меня пошли по коже мурашки. И так повторяется каждый раз, когда я его перечитываю. Этот кусок я помню наизусть. «Что за косматый зверь, чей час наконец пришел, плетется в Вифлеем, чтобы родиться там?»
Крейтон стоял в молчании. Ему нечего было сказать.
— Зверь вышел на дорогу, — сказал Старки, обернувшись.
Он плакал и улыбался одновременно.
— Он идет своим путем, и он гораздо опаснее, чем этот парень Йитс мог предположить. Вещи отпадают. Мы должны постараться удержаться их так долго, насколько это возможно.
— Да, сэр, — сказал Крейтон и впервые почувствовал, что слезы наворачиваются ему на глаза. — Да, Билли.
Старки протянул руку, и Крейтон сжал ее. Рука была старой и холодной. Слезы переполняли уголки глаз Старки и стекали по его тщательно выбритым щекам.
— У меня к тебе есть одно дело, — сказал Старки.
— Да, сэр.
Старки снял с правой руки свой вест-пойнтовский перстень, а с левой — обручальное кольцо.
— Это для Синди, — сказал он. — Для моей дочери. Передай их ей.
— Передам.
Старки пошел к двери.
— Билли? — сказал Крейтон ему вслед.
Старки обернулся.
Крейтон стоял по стойке смирно, и слезы все еще текли у него по щекам. Он отдал честь.
Старки возвратил приветствие и вышел за дверь.
Сработал сигнал тревоги. Старки представил себе, как Лен Крейтон наблюдает за ним по многочисленным мониторам. Герметичность была нарушена, и компьютеры переключили лифты в обычный режим.